Огромный плакат на стене здания: Die schönsten (самые красивые) – остального не видно: заслоняют стоящие люди. Подхожу поближе: захотелось посмотреть, какие красотки считаются die schönsten в Швабии. Тут люди отходят, и я вижу продолжение: %!
Швеция
Так называемая «школа» под названием «История русского языка в новом освещении»: происходят полудоклады-полууроки. Например, Стенсланд разъясняет систему древнерусских акцентных и иных надстрочных знаков. Я знакомлю публику с берестяными грамотами – разумеется, с самыми развлекательными, вроде № 43: … да пришли сороцицю сороцицѣ забыле (да пришли рубашку – рубашку забыл). С живостью слушают рассказ о грамоте № 607/562, которая составилась из двух кусков, найденных с интервалом в пять лет: жизnобоуде погоублеnе оу сыуевиць nовгородьске смьрде (Сычевичами погублен Жизнобуд, новгородский смерд).
По вечерам бывают различные номера сверх программы. Так, 24-го публике предстоит развлечение из категории боя быков – мой диспут с Бьёрнфлатеном о том, была ли в Новгороде вторая палатализация. К сожалению, мое самочувствие все время не из лучших, приступы случаются уже довольно часто. Мрачно думаю о том, что может приключиться у доски во время такого стрессового занятия, как словесное сражение. Сказал даже Свену Густафсону, что хорошо бы отменить бой. «Ну что вы! – говорит он, – как же можно? Публика так предвкушает!»
Первым говорит Бьёрнфлатен (по-английски); он огромен, медведист и совершенно роскошен. Говорит хорошо, ярко, в тональности furioso. Я дергаюсь при наиболее острых поворотах, и довольно скоро начался-таки приступ стенокардии. Полез за нитроглицерином, стараясь, чтобы было незаметно для окружающих; вроде бы помогло. К счастью, Бьёрнфлатен говорил еще довольно долго, так что к моменту, когда пришла моя очередь идти к доске, я уже успел более или менее прийти в себя. По ходу собственной речи постепенно увлекся и как-то забыл про риск. В какой-то момент перешел с английского языка на русский. Спектаклем публика, как потом говорили, осталась довольна.
Вечером Бьёрнфлатен уже уехал. Назавтра, в последний день «школы», была устроена так называемая «вечеринка». Среди обычных в таких случаях развлечений вдруг вошел Петер Альберг Йенсен и взволнованным голосом объявил, что произошло исключительное событие: найдена шведская берестяная грамота. Она по какой-то причине написана по-древнерусски. Он торжественно ее прочел:
поклоnе, ŵ потрα ко
лαвреnтию. болотовьnѧ
оутиχлα. миχькоплоске
оугоублеnе оу железьnѧкα
пαртигαnе вαρѧжьске.
присоли еψе съмѧгъyеnиѧ
и αкъуѧтъ. αкъуѧтα потерѧлъ
В авторе и адресате публика быстро распознала людей с одинаковыми в конечном счете фамилиями Йенсен и Янин. Один за другим заулыбались и те, которые вспомнили, что их скандинавский björn – у русских медведь.
Что же касается просьбы прислать смягчений (мягких знаков) и акцентов, то участников только что закончившейся страды древнерусских штудий этим уже не удивишь.
Ну а преподавателя древненовгородского диалекта, конечно, ничто так не может восхитить, как пαртигαnе вαрѧжьске.
Швейцария
Зная, что мне предстоит кардиологическое обследование и, возможно, операция, позвонила Улла Биргегорд: «Проходите все обследования, а о деньгах не волнуйтесь». Какое облегчение принес этот звонок!