(Шмелев не видел: стоял к нему спиной.)
Это был традиционный матч между Ecole Normale de la rue d"Ulm и Ecole Normale de Saint Cloud. Я не имел о нем никакого понятия еще за час до начала. Ко мне ввалились несколько моих соучеников по Ecole Normale и сказали: «Немедленно одевайся – ты едешь с нами и будешь стоять у нас в воротах; ты ведь рассказывал, что ты у себя дома был вратарем». – «Вы с ума сошли, – сказал я, – я же играл по сути дела только в дворовых командах!». – «Мы прекрасно понимаем, что ты плохой вратарь, – ответили они с безупречной французской объективностью и бездушностью, – но у нас безвыходное положение: наш вратарь свалился сегодня утром с температурой 40».
На меня надели наколенники, которые я видел впервые в жизни, и игра началась. В какой-то момент я совершил ошибку, естественную для дворовых вратарей (впрочем, в СССР нередкую и у настоящих вратарей), – сделал с мячом не три шага, как тогда требовали международные правила, а больше. Тут произошло невероятное: на меня набросились за это не чужие нападающие, а свои защитники! Это вместо того, чтобы хором яростно орать, что никакого нарушения не было! Я был ошеломлен: рухнула и рассыпалась пылью аксиома советской жизни – «свой всегда прав». Как?! люди моей команды судят меня объективным судом! общим для всех! В этот миг я получил один из самых сильных уроков миропонимания в своей жизни. Мне впервые так ясно открылось, что очевидное для меня – не всечеловечно: у других, оказывается, может быть другая очевидность! Мне кажется, я вышел с этого матча уже не совсем тем же самым человеком, что прежде.
(Послушайте и сейчас любого российского футбольного комментатора на игре своей команды с иностранной, и вы увидите, как взрослые дяди продолжают последовательно внушать всё ту же дворовую аксиому новым поколениям российских мальчишек.)
Матч кончился со счетом 2:1 в нашу пользу. Лично у меня особых успехов не было, кроме одного: был момент, когда нападающий выскочил один на один и пробил метров с двенадцати, но я успел выбросить руку и перебросить мяч через верхнюю штангу. После игры тренер повел команду в кафе отпраздновать победу пивом. Кто-то похвалил и меня за тот эпизод. Но другой мой сотоварищ возразил: «За что же тут хвалить – это же был чисто рефлекторный жест! (pur réflexe)». И я с потрясением, но тем не менее с полной ясностью почувствовал: он не имеет решительно ничего лично против меня, им движет только железная картезианская объективность!
Ирен устраивает soirée russe: les blini, la kacha, селедка и т. п. Ее гости только недавно вернулись из совместной туристской поездки по России и полны впечатлений. У нескольких из них уже готовы фотоальбомы об этой поездке. Общее настроение: поездка удалась! в следующий раз все на Суматру!
(Все-таки ничем не выбьешь из русского человека ясное ощущение, что кому все равно, что Россия, что Суматра, тот просто другого биологического вида!)
Гуляю в окрестностях Ecole Normale. На углу Муфтар и Арбалет вдруг кто-то сбоку бросается мне на шею. Поворачиваюсь – Наташа Горбаневская. «Я же здесь рядом живу, всегда хожу в этот вот магазинчик на Арбалет». Жалуется на здоровье. Посидели в кафе, поперебирали прошлое.
Италия
Впервые в Неаполе. На вокзале в такси – и сразу начинается американский боевик. Машинами покрыто все видимое пространство; как они могут при этом хотя бы шевельнуться, непонятно. Спрашиваю таксиста: «Если сейчас, в два часа дня, здесь такое, то что же в 8 утра?» – «La guerra!» – с гордостью отвечает он. Каким-то образом он все же продвигается к краю площади – и ныряет в улочку, по моему представлению, едва ли не противоположную нашему направлению (я заранее изучил план на случай, если придется добираться пешком). «Как странно мы едем», – говорю. Смотрит на меня с легким проблеском уважения: «У нас коротким путем едет тот, кто никуда не спешит». Едем какими-то переулочками, тоже вовсе не пустыми, с непрерывными поворотами. Выскакиваем на улицу с трамвайными путями посредине. Таксист сперва идет по рельсам за трамваем, потом выходит левее, на встречные рельсы. Впереди встречный трамвай, и он уже отчаянно бренчит, но таксист блестяще завершает маневр обгона. И вот приехали. Благодарю таксиста за то, что познакомил меня с духом города мгновенно после приезда.
В гостинице немедленно звонок от Риккардо Пиккьо: «Через 40 минут синьорина Мораччи sarà a sua disposizione» (будет в вашем распоряжении). И красотка-аспирантка действительно тут же ведет меня на прогулку по городу. Вечером ужин в каком-то подвале: только что приехала в Италию ученица Лотмана Маша Плюханова (впоследствии постоянная итальянская жительница). Необычайно шумно и весело, швейцарско-французской ресторанной натуги не чувствую. Сердце компании – сам Пиккьо. Напоминает мне Якобсона (о котором много рассказывает); остроумен, язвителен, но не зол.
Среда, 10 утра – первая лекция (вообще о берестяных грамотах); полная аудитория – человек девяносто. Получилось довольно удачно, но недешевой ценой. После этого больше всего хотелось немедленно вернуться в гостиницу и расслабиться. Но куда там: сразу же ведут на новую прогулку по городу. Сумку велели оставить в университете: Неаполь есть Неаполь. Среди достопримечательностей – некая знаменитая пиццерия. «Ну, какую именно пиццу вы бы сейчас хотели?» Произношу долго не думая то название, которое встречалось мне в других местах, довольный уже тем, что я хоть одно нужное название знаю: pizza napoletana. Дружный хохот покрывает мои слова: как выясняется, это самое смешное, что можно сказать в Неаполе.
С ужасом думаю о том, что через час моя вторая лекция, а у меня уже совершенно подкашиваются ноги и изрядный дискомфорт в груди. Пытаюсь сказать что-то жалобное сопровождающим. «Ну, это не проблема! Идемте». И ведут меня в еще один подвал (как я понял позднее, просто их любимое кафе). Происходят какие-то переговоры, после чего мне приносят на донышке крошечной чашечки чуть-чуть чего-то почти черного. Не ожидая никаких разъяснений, я выпил, как всякое лекарство, залпом. Эффект был такой же, как со стаканчиком от Азазелло у мастера. Внутри меня что-то взорвалось, белый свет померк, язык отнялся. Кажется, ко мне бросились с водой. Постепенно жизнь все-таки вернулась. А на лицах окружающих была написана гордость.
И это зверское лечение действительно помогло: вторая лекция в 15 часов (для лингвистов, о древне-новгородском диалекте) прошла успешно. Но после нее полностью охрип. На сей раз уже решительно бросился в гостиницу и проспал мертвым сном до 11 вечера.