Через месяц каждодневных тренировок он мог с закрытыми глазами найти нужную карту с фильмом на полке своего номера. Мог погрузиться в фантазии загорающих у бассейна девушек. Мог без слов и жестов подсказать массажистке, где бы ему хотелось почувствовать прикосновение. Мог мысленно позвать кого-то, привлечь к себе внимание, заставить людей обернуться или выполнить несложное действие…
Проходили дни, месяцы… Эксперименты становились сложнее. Кроме удовлетворения жажды знаний, «чудеса» приносили практическую пользу: развивали в парне умение врать и отвлекали его от дум о том важном, чем он занимался в рабочее время. Дум, которые теперь не только вредили нервной системе, но и представляли нешуточную опасность — как Стас мог услышать самые яркие из мыслей Хасана, так и Хасан улавливал отчетливые мысли своего пленника.
От дум Стаса отвлекала и Зара. Единственный друг, красивая девушка, а теперь еще и соучастница заговора, дочь Хасана не оставляла молодого человека своим вниманием. Неизвестно, чем она руководствовалась — личной симпатией или желанием «помочь» отцу — Стас предпочитал не задаваться этим вопросом. Просыпаясь утром, молодой человек вспоминал бездонные темные глаза мулатки и получал заряд жизнелюбия, который помогал ему начать день с верой в свою победу. Общение этой пары затруднялось целым рядом ограничений: различным мировосприятием и воспитанием; нэтфоном Стаса — рядом всегда ощущалось присутствие кого-то третьего; тайной темой, о которой оба старались не говорить, но хотели поговорить в первую очередь. И все же молодые люди старались видеться чаще, притягивались друг к другу, становились друг другу ближе. Чем лучше Стас узнавал девушку, тем яснее видел, насколько сильная и зрелая личность жила в обманчиво хрупком и юном теле. Чем чаще Зара слушала слова Стаса, тем интересней ей было распутать паутину порождающих их недетских мыслей, проникнуть в сложный и многогранный внутренний мир отличающегося от всех ее прежних знакомых русского парня.
Работа потребовала не день и не два — что-то стало нормой, что-то вошло в привычку, о чем-то Стас позабыл, к чему-то стал относиться иначе. Казавшийся неисчерпаемым поток открытий постепенно иссяк до тонкого ручейка, а информационный голод сменился пресыщением.
Настроение Стаса тоже менялось. На смену воодушевлению пришло спокойствие, спокойствию — апатия, апатии — усталость и раздражительность, усталости и раздражительности — воодушевление. И так по кругу…
«Новое открытие?» — как-то за завтраком Зара уловила очередную перемену в настроении Стаса.
«Открытие?» — молодой человек поражался способности мулатки заглядывать к нему в голову, но на этот раз сомневался, попала Зара в точку или увидела то, что лежало на поверхности. — «Я закончил работу — ты об этом?»
«Не думаю, что дело в работе — ты так томился ожиданием дня, когда закончишь, что не стал бы горевать, когда пришло время действовать. Тебя опять что-то тяготит. Что?»
Стас тяжело вздохнул, не особенно задумываясь о том, что его громкий вздох будет записан нэтфоном. Этим утром он был взвинчен и с трудом сдерживал эмоции, чтобы и вовсе не заговорить с Зарой вслух.
«Гул!» — мысленное восклицание Стаса сказало мулатке, что парень буквально сходит с ума от попытки справиться с этой своей новой фобией.
«Какой «гул»?» — не поняла девушка. — «Ты вздыхаешь, словно мучаешься не первый день?»
«Не первый!» — согласился Стас. — «Но или гул стал сильнее, или я не могу больше его терпеть, или сегодня мне просто нечем занять голову до прилета Хасана с Юлей…»
«А что за гул?»
«А ты сама ничего не слышишь? Никакого рукотворного, противоестественного, негармоничного, уродливого ритма, который гремит и гудит, как сотни прибоев?…»
Зара недоуменно подняла брови:
«Нет… И что же это за ритм?»
«Воздействие Посвященных! Их программы! Они как волны: бьют и откатывают, толкают к чему-то, нервируют, путают мысли, гудят в ушах и в голове!…»
«Но ты же не пользуешься сетью?» — не поняла Зара.
«Не пользуюсь… А как бы я ей воспользовался в своем фильтре?»
«Тогда откуда волны?»