«Видишь?» — спросила мысль Зары. — «Ответь: кто правит, кем правят? Вроде бы хозяин положения наездник, но, чтобы удержать лошадей, он тратит все свои силы. Он напряжен, сжат, словно пружина, сконцентрирован на борьбе, не может думать ни о чем другом. Чем сильней он натягивает поводья, тем сильнее поводья натягивают его. Выходит, лошади не свободны, но и наездник тоже. Потому, что нельзя быть свободным, держа что-то под контролем! Контроль действует в обе стороны!»
«Думаешь, твой отец не понимает того, что понимаешь ты? Разве не все Посвященные воспринимают мир одинаково?»
«Мой отец не захотел слезть с колесницы, когда лошади еще шли шагом, а теперь не может отпустить поводьев, опасаясь, что скакуны понесут в пропасть. Он хочет быть сильным, поэтому вместо того, чтобы насладиться существованием, борется со всеми, кто стремится восстановить равновесие, доказывая, что он слабый…»
Зара махнула рукой, давая понять, что устала от этой беседы и хочет завершить ее итоговой мыслью:
«Поверь мне, Стас! Освободив отца от поводьев, я действительно сделаю его счастливым!»
ГЛАВА 20.
Стасу было о чем подумать. Если бы существовал способ обмануть Хасана, вести собственную игру за спиной «хозяина», то он приобрел бы силу, о которой даже не смел мечтать. То, чем владели Посвященные, ни шло ни в какое сравнение с тем, что мог получить один единственный правитель, умеющий писать нейрокод самостоятельно, не попадая в зависимость от системы, производящей и контролирующей специалистов-разработчиков. Любая самая безумная идея Стаса, любое его самое невероятное желание было бы исполнено руками трудолюбивого и послушного человечества. Искусство, наука, техника, промышленность, да и прогресс сам по себе, повернулись бы в том направлении, которое показалось бы Стасу наиболее перспективным и идеологически верным. Мир мог измениться, стать совершенным, правильным, здоровым… на вкус и цвет того единственного, кто бы заметил и оценил задуманные перемены.
Но мог ли Стас обмануть Хасана? Посвященные всегда понимали, насколько опасны программисты, получившие доступ к умам миллиардов — они приняли мыслимые и немыслимые меры, чтобы собственное оружие не обратилось против его создателей. Не даром Хасан не позволял Стасу снимать очки — ни на минуту, ни днем, ни ночью. И если бы Стас решился на то, что предложила ему мулатка, он должен был научиться управлять не только эмоциями, но и мыслями. Он должен был свято верить, что безукоризненно отрабатывает свои деньги… И при этом — думать, как написать то, о чем его совсем не просили!
Предположим, Зара знала, о чем говорила. Тогда Стас мог написать любой код, программирующий кого угодно на что угодно. Но дальше — Стас не знал, как передать этот код людям. Дорогу к сознанию масс в любом случае прокладывали Хасан и Юлия. Стас не знал, по каким каналам Посвященные общались между собой; через какие шлюзы в Сеть «сливались» нейропрограммы; каким образом программы попадали в один регион и избегали другого; какие люди контролировали узлы связи; какие при этом применялись шифры, ключи, пароли… Он понятия не имел, как работала система правления Посвященных — его посвятили лишь в принципы, на которых она держалась.
И даже получи Стас доступ к узлам связи, оставалась одна загвоздка: он все равно не смог бы запрограммировать Посвященных, которые не пользовались Сетью, не мог воздействовать на Хасана и Юлию, которых видел всего несколько часов в месяц.
Потом, он пока и не был единственным — на Совет работали тысячи других программистов. Не став единственным, Стас не представлял опасности ни для Совета, ни для заговорщиков — он оставался одним из многих и не обладал никакими особенными возможностями.
Получалось, в любом случае нужно было следовать плану Хасана и Юлии: чтобы разоружить Совет — с одной стороны; чтобы сохранить для себя доступ в Сеть — с другой. И, что бы Стас не задумал, он мог заниматься собственными изысканиями только на протяжении времени, пока был нужен своим хозяевам и пока не вызвал у них подозрений.
Конечно, финансовый и социальный удар, который Хасан и Юлия готовили для других Посвященных, можно было нанести и по ним самим — перекачать на свой счет деньги звездной пары, объявить их преступниками, лишить положения в обществе, но… как только Хасан и Юлия потеряли бы свою власть (более того, едва бы только они заметили, что начинают сдавать позиции), власти лишился бы и сам Стас. В «очках-фильтрах», живя во владениях Хасана, он оказался бы беззащитным и беспомощным перед мщением нынешних повелителей мира…
Итого: даже, если бы Стас научился врать Хасану, в его власти было лишь подложить бомбу, последствия взрыва которой станут необратимыми. То есть сделать что-то такое, что будет иметь силу после падения Совета, и что он сам не сможет исправить, какому бы давлению или внушению не подвергся. Например, он мог послушаться Зару: возбудить в населении планеты нетерпение ко всем средствам связи. При кажущейся простоте, идею мулатки следовало назвать гениальной: обман при этом сводился к минимуму, польза для человечества была очевидной, а задача, с технической точки зрения, упрощалась: нежелание лишать свободы воли других хорошо сочеталось с нежеланием быть запрограммированным самому…
Что в этом случае получал сам Стас? Ничего. Но в глубине души молодой человек и не стремился создать для себя новый мир, ему достаточно было избавить от наваждения мир старый — тот, который он знал, в котором вырос и познал жизнь. Мир, каким его сделали нейропрограммы, казался Стасу изуродованным, нездоровым, нуждающемся в лечении — программист не хотел видеть его таким ни с прежними Посвященными, ни с новыми, ни, даже, если бы единственным Посвященным остался он сам. Лишь настроив людей против Сети, молодой человек получал возможность разрушить саму систему, вернуть себе и людям ощущение непредсказуемости каждого нового мгновения. Лишь лишив Посвященных контроля, Стас мог попробовать затеряться, вернуться к нормальной жизни, начать все с нуля. Мог бы отдаться течению времени и попробовать познать жизнь такой, какой та являлась на самом деле… Это его устраивало. Риск был огромным, но здравый смысл подсказывал программисту: не противясь воле «хозяев», он рискует намного больше…
Зара вела себя так, словно разговора между ними и вовсе не было. Она проводила дни в гармонии с самой собой, наслаждалась существованием и не обращала внимания на все отрицательное, что могло происходить на острове или в мире. Она показывала Стасу пример, как жить, не волнуясь, помогала ему настроиться на нужное состояние, задавала направление. Стасу достаточно было прислушаться к Заре, чтобы успокоиться, расслабиться и отдаться течению времени, говоря себе: «будь, что будет. У меня есть это мгновение, и оно бесконечно.»
На этот раз Стас ничего не решил и ничего не стал менять вдруг. Работал он так же собранно, спокойно и методично. Занимался спортом, хандрил — все, как раньше, до тайного разговора. Рождавшийся под его руками код отвечал уже другим требованиям, но молодой человек не задумывался о значимости вводимых сейчас поправок. Он верил в правду: Хасан и Юлия должны быть довольны: его программа лишит власти Совет Посвященных, при чем — самым простым и надежным способом.
И у него получалось. Когда настал день первого испытания, молодой человек забыл, что этот день может стать для него решающим. Пока Хасан проверял очередную порцию кода, Стас стоял гордый собой и даже ждал, что его похвалят. Как и раньше, Хасан кивнул. Конечно, мавр отметил в исполнителе энтузиазм, которого не замечал раньше, но этот энтузиазм не обеспокоил, а порадовал Посвященного.
«Парень воспрянул духом. Воля есть. Молодец!» — думал правитель.
К этому моменту Стас уже знал, что слышит чужие мысли. Возможно, он слышал их всегда, но раньше считал своими и игнорировал, как бессмысленные. И телепатия стала не единственным его открытием. Стараясь как можно реже пользоваться посредничеством нэтфона, Стас вслушивался в те ощущения, которые раньше считал паразитным шумом. В его подсознании звучали отголоски явлений, событий, фактов, с которыми он соприкасался физически. Все живые и неживые объекты описывались информацией, которая оставляла свои следы в информационном поле физической оболочки Стаса. Информация была и в нем и вокруг него — ее можно было слышать, использовать, менять, излучать самому. Шепот тела (или души?) рассказывал ему обо всем, даже о составных звеньях только зарождающихся событий. Нужно было только посмотреть с нужного ракурса, изучить азбуку — один шаг давал возможность сделать два следующих. Учеба в институте, программирование самого себя, разговоры с Алексеем Павловичем, Посвященные, Зара, очки, которые не позволяли верить своим глазам — Стас получил необходимый стартовый пакет знаний и намерений. Как миллиарды других людей, он мог всю жизнь различать лишь то, что было насущно или привычно. Но, разглядев что-то новое, пошел на поводу любопытства… И дошел достаточно далеко.