— Я слушаю.

— Это Новак, — он даже не счёл нужным поздороваться. — Хочу, чтобы вы подъехали ко мне в ближайшее время.

— Что-то случилось?

Она была удивлена этому звонку. Кто угодно, но уж точно не этот угрюмый полицейский. В последнюю и единственную их встречу он ясно дал понять, что не разделяет её рвения.

— Вам надо кое-что увидеть, — уклонился он от ответа.

— Я не в городе, приеду часа через три. Не раньше.

— Хорошо, — было ей ответом, и она услышала частые гудки.           

Она убрала телефон в сумку и вернулась к мыслям о матери. Было что-то, что оставило неприятный осадок после посещения больницы. Но вот что, она не могла до конца понять, и это её беспокоило, словно зуд. Она знала, что беспокойство никуда не уйдёт, пока она не разберётся в своих чувствах.

Едва переступив порог кабинета психиатра, она почувствовала, что этот огромный мужчина в белом халате ей неприятен. Хотя с её фобией в её ощущениях не было ничего удивительного. Эти вежливые, ничего не значащие общие фразы, которыми он пытался заполнить разговор, словно хотел вылить на неё столько информации, чтобы не осталось места вопросам. Мутный — вот, что она подумала, когда он заговорил. Он убеждал её в болезни матери, в её невменяемости, даже исходившей от той опасности. Лане начало казаться, что она словно непрошеный гость, нарушивший покой доктора и его пациентов. Он всеми силами пытался отгородить себя и своих больных от внешнего вмешательства. И таким вмешательством сегодня стала она.

Вспомнила, что это было последним, о чём она подумала перед тем, как увидеть мать. Именно такой она и представляла себе ту с детских лет. Чёрные, как у самой Ланы — до покраски — волосы, стройная фигура, правильные черты лица. Ужасным открытием стали руки матери. Словно состоящие из двух разных частей, соединённых кое-как, наспех. И единственный вопрос, который не давал покоя, зачем нужно было так уродовать себя? И что за татуировки были на руках до того момента, когда она решилась на самоубийство?

На город уже опустились сумерки, когда Лан добралась до дома бывшего следователя. Новак, открывший перед ней дверь, выглядел так, будто она и не уходила вовсе, и не минуло нескольких дней с момента их прошлой встречи. Взлохмаченные седые волосы, мятая рубашка под свитером толстой вязки, хмурый взгляд из-под густых белых бровей.

— Вы слишком долго, — голос выдавал в нём раздражение. Казалось, ничто не могло улучшить настроение этому человеку. Всегда мрачный, он словно заражал своей мрачностью и её — Лану. Она не увидела ни одной фотографии в его доме и теперь ей было любопытно, была ли у него семья: жена, дети, внуки, или он так и жил всю жизнь один, в своём старом, добротном доме?

— У меня были дела, — бросила она, переступая порог и снимая пальто. Странно, но сейчас она не чувствовала дискомфорта, словно поняла, что этот старик-следователь не опасен и её душевное равновесие он не потревожит.

— Сначала вы просите о помощи, а затем у вас появляются какие-то дела? — проворчал тот, закрывая за ней дверь.

— Я думала, наша первая встреча окажется последней?

— Я тоже так думал, но кое-что произошло, — произнёс Новак и уже сделал несколько шагов вглубь дома, когда услышал её категоричные слова.      

— Перед тем, как вы посвятите меня в это «кое-что», ответьте на мои вопросы.

— Это подождёт, — отмахнулся он, продолжая путь.

— Нет! — сказала Лана, не двигаясь с места. — Мы поговорим сейчас. Это важно для меня.

Новак остановился, хмуро взглянул на гостью и, приняв какое-то решение, тростью толкнул дверь кабинета.