А он был мастером!

Многие прошли через его руки, и Клара была одной из них. Баум вспомнил, как двадцать семь лет назад увидел её впервые и понял, что нашёл идеальную пациентку. Он питал к ней особые чувства — она была не такая, как остальные. Жаль, что тогда он не увидел разницы, всё сделал, как обычно. Грубо. Обещал, что поможет ей стать прежней, если она позволит ему помочь и откроется. Убеждал, что заточение лишь временная мера и, как только он поймёт, в чём её проблема и разберётся, она будет свободна. Он лгал, а она доверилась.

С его стороны были одобрение, похвала, но лишь до момента, пока он не узнал всю правду, не получил ответы на все свои вопросы. Пока эта женщина не раскрыла перед ним душу и не поведала обо всех своих страшных секретах. Он нашёл её слабые места, смог понять, где кроются её страхи, и обернул их против неё же самой.

Сколько прошло времени, прежде чем Клара поняла, что его слова были ложью, а его поступки эгоистичны? Год, два, три? Он точно не помнил, но оно этого стоило! Теперь она принадлежала ему безраздельно! Была его игрушкой! И он, как всякий мальчишка, желал заглянуть внутрь — надорвать оболочку и посмотреть, из чего она сделана. Клара ещё какое-то время сопротивлялась, была слишком характерной, но лишь до момента, пока он не сломал её.

— Все посещения ведутся строго под присмотром медперсонала. Я надеюсь, вы не будете против моего присутствия? 

— Что с ней? — голос дочери был встревожен, когда она обогнула кресло и взглянула на женщину в синей пижаме.

Только теперь психиатр обратил внимание пациентку. «Большие транквилизаторы», как он ещё называл нейролептики, сделали своё дело. Застывшее выражение лица, ничего не выражающий взгляд, вывернутые ладонями вверх руки с изуродованными запястьями и текущая по подбородку слюна.

«Проклятье! Эта рыжая стерва переусердствовала» — мысленно выругался психиатр, а вслух спокойно, хотя внутри бушевал гнев, произнёс.

— Я уже говорил, что ваша мать часто проявляет агрессию по отношению к себе и окружающим, — попытался он исправить положение. — Я уже не говорю о персонале, который она считает своим главным врагом — в том числе и меня. — Он неосознанно прикоснулся к круглому шраму на своей щеке. — Нам приходиться принимать меры.

Это была правда.

Осознав, что делает, Карл Баум отдёрнул руку от своего лица.

— Какие меры?

— Лекарственные препараты, — туманно произнёс он.

— И что она всегда в таком состоянии?

— Нет, конечно, бывают и просветления. Но в данном случае это благоприятная реакция на препараты, они способствуют уменьшению тревоги, страха, снимают напряжение. Возможно, ваша мать выглядит несколько апатичной, но это в пределах нормы.

Девушка опустилась на низкий стул напротив того местом, где сидела её мать. Карл видел, как её взгляд скользит сначала по лицу женщины, медленно опускаясь к рукам. Её необычные глаза отмечали каждую деталь в облике той, словно ощупывали.

— Это, что следы татуировок?

На запястьях действительно, когда-то были татуировки. Баум знал, что они были нанесены задолго до того, как их обладательница попала в эти стены. Что собой представляли эти изображения он так и не смог узнать, Клара их практически уничтожила, и теперь на их месте красовались новые знаки — побелевшие, выпирающие, рваные бугры шрамов, нанесённые поверх тёмно-синих символов.

— Возможно, но я не уверен, — ещё один правдивый ответ. — Когда она поступила, её раны были столь обширны, что не представлялось возможным что-то различить под ними.

— Скажите, она в курсе, что её матери больше нет?