– Любовь не убивает, Пирр. Убийство – противоположность любви, сука ты вывернутая.

– Откуда ты знаешь? – Вопрос прозвучал чуть слышно, хотя горел у меня в груди углем. – Откуда тебе знать?

– От мира, где вырос и в котором люди дорожат жизнью.

– И этот мир уверил тебя, что есть только один способ любить – только один. Он научил тебя, что существует только та любовь, которую воспевают в балладах и разыгрывают на сцене. Что любовь – это цветы и нежности под луной.

– А что ж еще? Нож в спину и залитая кровью ванна?

– Да! – выпалила я. – Зачем цветы? Зачем лунный свет?

– Для начала они красивы.

– А кто сказал, что любовь красива или нежна? Кто сказал, что она только такова?

Я ткнула в его сторону копьем. Не напала по-настоящему, просто мне непривычно было держать оружие, не пуская его в ход. Рук небрежно отмахнулся. Я переступила вправо и сказала:

– В ночь нашей встречи я сломала тебе два ребра, а ты избил меня до беспамятства.

– Это другое дело, – покачал он головой.

– Почему другое? Кулачная драка не похожа на тюльпаны и лунный свет.

– Я не из-за боя…

– Что «не из-за боя»?

Он прощупывал мою защиту – сверху, снизу.

– Не из-за боя тобой заинтересовался. Меня привлекли твой ум, быстрота, осмотрительность. И как насчет бездельных дней между боями? Насчет вечеров на берегу, насчет утреннего та в постели на восходе солнца? Драки и синяки были так, между прочим.

– Чушь.

– Ты больна, Пирр. И вера твоя для больных.

– Разве болезнь считать, что любовь больше нескольких поцелуев, больше, чем повторяющиеся из ночи в ночь телодвижения? Почему бы любви не быть огромнее этого? Почему ей не быть отважней, грознее?

Он замахнулся мечом – я парировала, бронза заскрежетала о бронзу. От защиты я перешла в нападение, сделала верхний выпад, зашла снизу и отступила, захлебнувшись горячим воздухом. Рук настороженно следил за мной.