Мало-помалу причудливая красота леса вновь пробудила в Бранниче естествоиспытателя, и, не обращая внимания ни на покрытое тучами небо, ни на дождь, забыв обо всех печалях, он со все возрастающим интересом вглядывался в окружающие его растения.
Глава 13
Занятый своими наблюдениями, геолог заметил, что лорд отстал от него на значительное расстояние, лишь когда услышал его громкий, тревожный окрик. Профессор и Станислав, увязая поминутно по колени в грязи, бросились к нему, и, приблизившись, увидели его стоящим над каким-то огромным, отвратительным животным.
Двое или трое таких же животных, но несколько меньшей величины, неподвижно лежали в болоте, выставив наружу свои широкие, длинные морды. Они напоминали отчасти лягушек, отчасти небольших крокодилов. Немного поодаль торчала из болота огромная голова, чуть ли не больше воловьей. Профессор, забыв о лорде, с жадным вниманием уставился на эту голову.
– Антракозавр, царь каменноугольного периода! – изумленно воскликнул он.
Но его возглас заглушил крик Станислава.
– Уходите скорей отсюда, скорей! – вопил парень.
– Что случилось? – встревожился профессор.
– Я наступил на огромную змею!
– Какую еще змею? – возмутился Браннич. – Здесь не может быть змей. Ты забыл, что мы в каменноугольном лесу!
– Уверяю вас, я отлично ее разглядел: толстая такая, длинная…
– Ты, вероятно, видел долихосому; она действительно похожа на змею.
Лорд тем временем приблизился к геологу и спросил, указывая рукой на животных:
– Это что за звери?
– Это так называемые лабиринтодонты, потомки пресноводных рыб, первые позвоночные животные, которые могли жить и вне воды. Их можно бы назвать наземными рыбами, или рыбоящерами.
– То есть, они те же гады, – сказал Станислав с ужасной гримасой.
– Гады-то гады, но еще не пресмыкающиеся, как ты, наверно, полагаешь, а только их прародители. Между лабиринтодонтами и пресмыкающимися большая разница. Последние, как, например, ящерица или змея, вылупившись из яйца, сразу же дышат легкими и живут на суше; лабиринтодонты же, подобно лягушкам и саламандрам, дышат в личиночном состоянии жабрами и живут в воде. Потому их не без основания считают первыми земноводными, амфибиями, хотя по строению и некоторым другим признакам они ближе к пресмыкающимся.
– Чем объяснить рождение подобных животных? – спросил лорд. – Не перенаселением же океанов, раз в воде недостатка еще не было?
– Конечно, в морях воды было довольно, – ответил профессор Браннич, – но рыбы кроме океанов жили в реках и озерах, где жизнь шла при совершенно других условиях. Пресные воды не могли вместить всех рыб, и наиболее мелкие, слабые их породы принуждены были уступить место более сильным и уйти в незаселенные еще небольшие водоемы и бассейны. Нередко случалось, что водоемы эти высыхали, и тогда миллионы мелких рыб, которые их заселяли, безвозвратно погибали. Выживали только немногие, наиболее выносливые. Они ползали по вскрывшемуся дну, искали углубления и ждали, пока дождь не наполнит водой их жалкое убежище. Подобный порядок вещей длился очень долго. Рыбы эти вели, конечно, мучительный образ жизни, но зато мало-помалу привыкали к воздуху и все легче и дольше выносили убийственное для других пребывание вне родной стихии. От рыб, дышащих жабрами, произошли при таких условиях рыбы двоякодышащие, то есть обладающие наряду с жабрами еще одним или двумя легкими. А из двоякодышащих рыб развились затем земноводные.
– Позвольте мне, профессор, сделать одно практическое замечание, – неожиданно вставил лорд.