Геолог резко поднял руку. Выстрел не прозвучал.

— Я же говорил, — улыбнулся Леонид Боровский. — Всего тремя вещами нужно обладать, чтобы поставить раком всю планету.

— Это какими же? — я старался, как мог, потянуть время, а сам лихорадочно думал, как выпутаться из этой ситуации. Я понятия не имел, кто сейчас стоит передо мной. Кто этот бескомпромиссный, алчный и жестокий человек? Как из милого сентиментального старичка он мгновенно превратился в монстра? И когда он Ковалева завербовать успел?

— Деньги, шантаж и сила убеждения, — подмигнул мне геолог. — А после упразднения первого пункта вашим прекрасным обществом действовать стало еще легче.

Боровский улыбнулся и вновь указал мне на капсулу:

— Сейчас я действую шантажом. Выполни свою работу, доктор, и, возможно, я оставлю вас с этой сучкой в живых.

— Улетите без нас?

— Ну конечно! — улыбнулся старик.

— Оставить нас здесь — равносильно смертному приговору.

— Я лишь обещал, что оставлю вас в живых, а где я вас оставлю — это уже мое дело. Вперед, доктор, не испытывай моего терпения!

— Но я понятия не имею, как открывать эти капсулы! — запротестовал я. — Язык мне незнаком, технология тоже.

— Ты откроешь мне эту капсулу, — жестко процедил Боровский сквозь зубы, — или издохнешь прямо сейчас. Сразу после того, как увидишь мозги майора Веровой на полу.

Мозги на полу я видеть не хотел, ни свои, ни чужие, а потому просто подошел к незнакомой мне криокапсуле и взглянул на нее. На самом деле я не сомневался, что криокапсулы «небесных людей» мало чем отличаются от наших. Принцип работы подобных устройств должен быть схожим у всех существ, дышащих кислородом и имеющих кровеносную систему. Наши земные капсулы специально программировались таким образом, чтобы никто извне не смог навредить лежащему в ней человеку. Как правило, процесс дегибернации запускался с одной, ну максимум с двух кнопок — так, чтобы ее мог запустить любой член экипажа. Да что там экипажа — любая мало-мальски мыслящая форма жизни могла запустить программу разморозки. Эта простота была задумана как раз для таких случаев, как этот. Вдруг окружающий мир за время пребывания человека в гибернации изменится настолько, что уже некому будет выводить его из сна? Остальные же команды и кнопки в компьютере капсулы относились уже к системным, и действительно не могли мной использоваться. Они предназначались для более детального контроля над самим ходом дегибернации, но никак не влияли на сам процесс.

Я сходу определил, что именно нужно делать для того, чтобы запустить процесс разморозки, но решил все же рискнуть и потянуть время. Я прошелся вокруг капсулы, оценивая не столько сложную технику, сколько обстановку вокруг. Ковалев стоял неподвижно, лишь его рука с бластером непрерывно следовала за мной. Сейчас он напоминал мне робота, и я не понимал, в чем тут дело.

— Каково это — быть предателем, а, Егор?

— Оооо, не трудись, Герман, он не слышит тебя, — оборвал мою попытку достучаться до совести Ковалева геолог. — Сейчас его с нами нет. Он даже помнить ничего не будет, когда очнется.

— О чем это вы, доктор?

— Ну чем ты слушал, Герман? Я же тебе русским языком сказал: не только у тебя есть возможность влиять на людей.

— Что вы с ним сделали?

— Приказал выстрелить в Марию. Ты же сам видел.