— Я закончил, — доложил я, еще раз переключив какие-то рычаги на капсуле. — Осталось только ждать. Какую же часть работы должна была выполнить Мария?

Доктор замялся. Было видно, что ему не хочется выкладывать все свои секреты, но мне показалось, что он просто не может уже больше держать в себе свои «достижения». В нем читались все самые паскудные пороки общества прошлого: тщеславие, гордость, жадность, а потому я все же рискнул надавить на него.

— Да бросьте, доктор, вы уже победили. Куда я денусь⁈ Через пару часов вы покинете этот корабль, а я останусь тут умирать. Дайте хоть пищу для размышления. Вы же не один год готовили эту акцию!

— Я готовил ее всю свою жизнь! — с готовностью подхватил доктор Боровский. Видимо, я был прав насчет его слабостей. — Вернуть планету людям — вот дело всей моей жизни!

— Так вы антиглобалист?

— Я не рядовой антиглобалист, молодой человек, я идейный вдохновитель и серый кардинал всего движения!

Я присвистнул.

— Не нужно столько скепсиса. Помните первый «Магеллан»?

Я кивнул. До первого беспилотного полета прямо на космической верфи по неизвестным причинам взорвался первый прототип нашего звездного крейсера. В трубу вылетели огромные вложения, и от идеи освоения дальнего космоса на долгие годы отказались.

— Так это были вы?

Геолог довольно кивнул.

— Но тогда я был еще молод и считал террор лучшим инструментом для достижения своих целей. Страх, думал я, это лучший мотиватор для стада, которое вы по каким-то причинам называете обществом.

— Видимо, с возрастом приходит и мудрость… — не удержался я от скрытого сарказма. — Что же изменилось в вашем мировоззрении потом?

Доктор Боровский мельком взглянул на Ковалева, и от меня не ускользнул этот тревожный взгляд. Он продолжил:

— Когда я получил доступ к самой потрясающей технологии — квантовому компьютеру, я понял, что будущее человечества отныне неразрывно связано именно с этим. С теми возможностями, которые открывались нам, мы могли стать богами!

— Бог трансцендентен. Его невозможно доказать или опровергнуть, и уж тем более невозможно стать равным ему, — возразил я, искоса наблюдая за тем, как потерявший много крови Ковалев бледнеет все сильнее.

Несмотря на то, что доктор Боровский полностью контролировал его нервно-психическую деятельность, саму природу человека геолог изменить был не в состоянии. После такой серьезной травмы человек по определению не мог нормально функционировать. Не болевой, так геморрагический шок должен был сделать свое дело в ближайшее же время, и тогда я уже не сомневался, что смогу справиться со спятившим геологом.

— Я понимаю, Герман, ты тянешь время, впутывая меня в ненужную полемику. Теология — не самый сильный твой конек, но ты все же хочешь затянуть меня в этот диспут. Я прекрасно считаю и, поверь, у нашего бравого военного хватит сил дождаться развязки этой маленькой драмы.

Я чертыхнулся про себя. Леонид был умен и прозорлив. Но окончательно мои надежды на то, что Егор потеряет сознание, рухнули, когда доктор Боровский проделал совсем уж немыслимый трюк. Он пристально посмотрел на свою вооруженную марионетку, и у меня на глазах Ковалев вновь порозовел и перестал пошатываться. Рука с пистолетом опять обрела твердость и поднялась в мою сторону.

— Активировал надпочечники, — пояснил доктор Боровский. — Интересно было бы посмотреть на тебя, Герман, обладай ты технологией, изобретенной мной.