– Я не могу просто ударить этого человека, Джуан. Что-то внутри меня сопротивляется, – ответил Артур. – Разум говорит: неправильно бить людей без причины.

– Позволь кое-что тебе рассказать. Наверное, это понимают все, кто вырос среди людей, а не навозных жуков. Простым людям с детства вдалбливают в голову, что есть определённая модель поведения, которую нельзя нарушать. Нельзя воровать, бить, лгать, убивать. Необходимо отдать жизнь за свою страну и платить налоги. Эти правила придумали такие, как мы, для таких, как они. Этими правилами мы превратили людей, что живут в городе, в послушный скот. Они тупые. Если им сказать, что можно воровать, они начнут это делать каждый день, и мир развалится. Люди внизу должны вести себя правильно, чтобы жить вместе. Эти правила нужны им, чтобы существовать. Они живут по ним только для того, чтобы обеспечивать нас. Мы же не должны им следовать, потому что это мы их придумали. И если ты один из нас, то должен выбросить из головы все эти идеалы и модели золотого поведения. Если ты следуешь правилам морали, значит, ты такой же скот, как они. Но ты же не скот, парень? Ты хомо экселентус, ты ведёшь себя так, как тебе выгодно, а не так, как тебе подсказывает какой-то невидимый голос человеколюбия. Выполни три моих урока, и ты сможешь перешагнуть внутренний барьер, не позволяющий тебе поступать наиболее выгодным образом. Разрушь этот кусок дерьма в твоей голове, который принято называть моралью.

Последнее слово Джуан выплюнул, словно оно оскорбляло лично его. Кажется, в этот момент он опять был под какими-то веществами, и Артур задумался, бывают ли периоды в его жизни, когда он пребывает полностью чистым. Джуан был из тех людей, что в былые века запросто стали бы проповедниками очередной религии. Помимо причинения боли людям, он желал только быть правым и чтобы другие люди перенимали его точку зрения.

– Так зачем мне его бить? – спросил Артур. – Чем мне это выгодно? Что я с этого получу?

– Ты очистишь свою голову. Поймёшь, что причинять боль людям – так же естественно, как есть и мочиться.

Немного смешно было слушать о насилии от человека с таким субтильным телосложением. Артур не обладал устрашающей фигурой, как Бартон или любой другой охранник в доме Тауэров, однако даже он казался гигантом по сравнению с Джуаном. В рукопашном бою того избила бы даже женщина, в жизни не притронувшаяся ни к одному тренажёру. У него был слишком низкий рост, неестественная для тридцатилетнего мужчины худоба и узкие плечи. При взгляде на лицо Джуана ему можно было дать от четырнадцати до пятидесяти.

Когда он говорил, то смотрел прямо в глаза и до смешного близко приближал лицо. Приходилось отодвигаться, чтобы не чувствовать его дыхания на шее.

– Ударь его, и ты увидишь, насколько это просто. Тебе станет легче, и ты поймёшь, что жизни тех двух сук совсем ничего не стоят.

С сомнением Артур поднял руку и опустил короткий хлыст на спину садовника. Тот вздрогнул, но не повернулся, он продолжал собирать цветы перед ним и разравнивать землю. Лишь мышцы на его шее напряглись, ожидая нового удара.

– Сильнее, – сказал Джуан. – Даже моя матушка ударила бы его сильнее. А руки у неё, между прочим, вдвое тоньше твоих.

Во второй раз Артур размахнулся и ударил садовника сильнее. Клатч на конце прожужжал в воздухе и опустился точно на лопатку мужчины перед ним. Раздался глухой удар, и старик выдавил из себя сдавленный звук. Он не повернулся даже после этого удара. Его твёрдые, как наждак, руки продолжали возиться с цветами.

– Ещё сильнее! – крикнул Джуан.

Всё существо Артура кричало о том, что это неправильно. Он потерял память и ничего не помнил из своей прошлой жизни, но другие отделы мозга остались нетронутыми, и где-то в глубине его извилин раскалённым клеймом был сделан отпечаток: насилие – это плохо. Каждый удар, который Артур наносил садовнику, он словно наносил самому себе, и раскалённое клеймо морали жгло его изнутри. Хотелось уйти отсюда подальше, начать извиняться и умолять человека перед ним простить его.

С другой стороны, он не хотел огорчать Джуана. Это был его единственный друг, больше он никого не знал. И если его друг говорит, что нужно ударить другого человека, чтобы избавиться от мусора в голове, значит, он прав. Две части мозга сражались между собой, и Артур не мог отдать предпочтение ни одной из них.

Третий удар Артур нанёс из-за плеча. На большой скорости хлыст размылся в воздухе и на какое-то мгновение будто исчез из руки, а появился уже на спине мужчины. Тот вскрикнул и упал на клумбу, он хватал ртом воздух и пытался дотянуться до больного места между лопатками.

– А теперь импровизируй, сделай ему больно иначе. Не хлыстом.

Центром стопы Артур пнул садовника в копчик, и новый приступ боли скрутил его. Внутренний голос требовал прекратить, перестать избивать беззащитных людей. Артур постарался отдалиться от этого голоса, постараться не обращать на него внимания. Спиной он чувствовал присутствие телохранителя. Бартон наверняка представлял себе, как выйдет на пенсию и последним своим делом в доме Тауэров будет откручивание голов Джуану и Артуру.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джуан. В нём звучала гордость преподавателя перед способным учеником.

– Я чувствую, что делаю что-то неправильное, – ответил Артур. Его сердце стучало, кровь прилила к голове.

– Таких мыслей не должно быть. Этот человек – ничтожество. Не запрещай мне отец трогать прислугу, я бы взял ржавый нож и воткнул его в брюхо этого урода только для того, чтобы показать тебе, как сильно мне наплевать на таких, как он.