Мы не такие. Вот хоть эта чума доказала, как мы измельчали. Я все думаю – неужели же настоящие Поступки остались там, в прошлом? И не нахожу ответа…
– Красиво рассказал, Стас. Я будто на уроке мужества побывал, – улыбнулся Максим. – Больше таких людей не осталось. Все умерли. А наследники их недостойны.
Повисла плотная тишина, только чуть колебался тусклый свет бензиновой лампы. И в этой гнетущей тишине вдруг прозвучал звонкий и веселый голосок Оли Маленькой:
– А мне бабуля рассказывала! Ее мама совсем крошечная была, когда война началась – вот такусенькая! Моя прабабушка. И ее с мамой – ну, с прабабушкиной… отправили в эвакуацию…
История шестая,
Городок там был маленький, и в нем был завод, где делали какие-то… пушки… А может, танки… И немецкие самолеты часто прилетали и хотели бросить на завод бомбы. Но русские по ним стреляли – и самолеты боялись подлетать слишком близко… Но ведь им же было обидно, что им не дают кинуть бомбы, куда нужно. Вот они и бросали их на город, где жили простые люди, не военные. Тогда завод начинал гудеть так – у-у-у-у! – и все сразу выбегали на улицу и искали, где спрятаться. И мама прабабушки Наташи тоже бежала, а прабабушка была у нее на руках, завернутая в одеяло. А самолеты летели совсем низко – и стреляли из пулеметов по людям, которые бежали. Все искали, где спрятаться, а там была река. На реке росли камыши, и все прятались в камышах. Только вода была очень холодная, потому что почти зима уже наступила, не знаю. Там даже лед был тоненький-тоненький – они его ломали ногами и так стояли в воде, пока самолеты кружились над ними и стреляли – та-та-та, та-та-та… Вода была по пояс – вот так. Мама прабабушки держала свою дочку над водой, а сама над ней нагибалась, чтобы закрыть ее, если пули в них попадут. И одна тетенька, тоже из Москвы, и говорит ей: «Что ты ребенка спасаешь, себя спасай. Подними ее лучше над головой. Если попадут – то прикроешься. Она все равно еще ничего не соображает, а на небесах ее ангелом сделают. А ты после войны других родишь, сколько захочешь». Сама она так и делала. Ее ребенка убили, и она сунула его в камыши. А мама прабабушки ее все равно не послушалась – и закрывала дочку от пуль, хоть и было очень страшно… И ноги под водой уже отнимались от холода… А потом мамина бабушка выросла, родила дочку, и та дочка тоже потом родила дочку – мою маму, а мама родила меня.
– Все поняли? – громко и вызывающе спросил Король. – Нет, говорите, у них наследников? А это кто? – он твердо положил руку на плечо младшей сестры.
Взрослые потрясенно переглядывались.
– И зачем только бабушка такие ужасы рассказывала… – пробормотала Татьяна. – Ребенок ведь от страха заболеть мог…
– Как видишь, не заболел, зато растет человеком, – сказала Маша. – Я считаю – правильно. Нечего их в розовом саду воспитывать. Пусть знают. Пусть прививку получают. Ничего, переживут. У нас гены сильные.
– Нет уж. Я предпочитаю их на добрых сказках воспитывать, – покачала головой Татьяна. – А то еще будут им кошмары сниться…
– Угу. И на фильмах ужасов, – подал голос из тьмы Борис. – Не волнуйтесь, уж что-что, а кошмары современным деткам мне страшны. Им их и на голубом экранчике хватает.
– Знаете, что, – почти крикнул Митя. – Хоть сегодняшний день нашего Декамерона еще не закончился, а я уже назначаю Королеву на завтрашний день. Свою сестру!
– Ура! Я знаю, что мы будем завтра рассказывать! Страшные истории! – возбужденно заерзала его сестренка.
– Вот! Я же говорил! – констатировал Борис. – Ну, этого-то добра…
– Господа, господа, господа! – призвал Король. – Второй день еще только в середине. Марк Соломоныч, может, вы теперь расскажете?
– Да я что, я – всегда пожалуйста, – с великой охотой выдвинулся в круг света старик. – Только я не буду о войне, потому что она слишком драматична для этого подвала. Хватит нам драм и в жизни, я так думаю. Я вам расскажу, как надо бороться, пусть даже поступки кажутся не большими, а маленькими… Лет сорок назад я сильно поранил руку, мне ее зашили и положили меня лечиться в институт травматологии…
История седьмая,
Стоял необычайно жаркий июль, и наши раны плохо заживали. У нас в палате, к счастью, безнадежно покалеченных не оказалось – все мы были из серии «Больно, но поправимо». Но стоило выйти в коридор… Там, например, взад-вперед ходила молодая женщина, которая уже после окончания рабочей смены на кондитерской фабрике домывала машину, предназначенную для измельчения орехов. По чьей-то халатности машина вдруг включилась, и женщина за долю секунды лишилась половины кисти правой руки. Кстати, тот факт, что смена уже кончилась на тот момент, лишал ее травму определения «производственная», а известный кондитерский бренд таким образом избавлялся от необходимости оплатить лечение пострадавшей и выплачивать ей крупную сумму компенсации… Там читал газету счастливый отец, выдававший замуж дочь и по случаю знойного лета устроивший ей свадьбу в загородном доме на свежем воздухе. Гостей оказалось больше, чем предполагалось и, чтобы рассадить их за длинный стол, предприимчивый хозяин решил наскоро соорудить две длинные скамьи. Для этого он стал распиливать циркулярной пилой доску… Ну, и все – пальцы привезли вместе с ним в полиэтиленовом пакетике. Пришили – и теперь он все гадал, приживутся ли…
А уж в огромном больничном саду… Он, между прочим, граничил с продуктовым рынком, и оттуда через широкий пролом в заборе бесперебойно поступало с «ходячими», как минимум, пиво… Так вот, там можно было пообщаться, например, с молодым человеком, которому отрубленные пальцы обеих рук приживить не смогли. Вместо них, чтоб хоть что-то у парня на руках было, пришили пальцы его же ног. Всю эту конструкцию, уже лишенную бинтов, но закрепленную на палочках от мороженого, игравших роль шин, можно было беспрепятственно наблюдать, когда он пил пиво, сжимая банку запястьями… Там прогуливалась иногда бабушка лежавшей в реанимации восемнадцатилетней внучки, которая ехала в такси – а такси взяло и упало вниз с виадука…