Диан замирает, подбирая слова. Рид может ее понять: Мо — одна сплошная проблема. Бедовый малый. Он тоже не знал бы, с чего начать.
— Какие именно? — жестко приводит ее в чувство Салим, слишком грубо для парня метр шестьдесят и с таким лицом, что Рид сдерживает желание стукнуть себя по лбу: кто вообще так с насмерть перепуганными девушками разговаривает?
Он строит ему страшные глаза, а потом мягко обращается к Диан:
— Продолжай.
И получает от «насмерть перепуганной девушки» не менее недовольный взгляд. Салим шепчет себе под нос что-то либо в духе «ну ты и психолог», либо ругательно-порицающее. Они оба Диан не очень нравятся, но выбор у нее не ахти, так что она продолжает:
— У нас начались проблемы с деньгами. Мо был кому-то должен, пара неудачных сделок, с кем-то оборвал связь… Черная полоса, ничего страшного, такое бывает. Он сказал, что разберется.
Салим мрачно хмыкает: ну вот, дескать, и разобрался. Риду же интересно, как от простого «небольшие финансовые трудности» этот титан мысли докатился до «краду из-под носа у Картеля Восхода и натравливаю на себя пол-Джакарты». Рид отлично разбирается в «натравливать на себя пол-Джакарты» — и это именно оно.
— И… — по тону Диан кажется, что она сейчас произнесет что-то фатальное, — он… Мо… Мо начал работать на Триаду.
Не кажется.
Если в городе за эти три года все осталось по-прежнему (никто никого не смещал, не устраивал вооруженных бунтов, не происходили восстания криминального рабочего класса, скучно и без огонька), то «начал работать на Триаду» для Мо означало подписать себе смертный приговор.
Хуже, чем работать на китайцев, было только переходить им дорогу.
Являясь по своей сути огромным криминальным муравейником, Джакарта была известна как пристанище разнокалиберных преступников далеко за пределами Индонезии: арабы, китайцы, японцы, турки, бенгальцы, индусы — здесь подвизался каждый уважающий себя азиатский бандит. Настоящая старшая школа для разбойников имени Пабло Эскобара.
А главные в этой школе — ребята, у которых больше всего подпевал, которые сидят за самым крутым столом в школьной столовой, катаются на самых крутых тачках и трахают самых красивых девчонок. Если без метафор, то им принадлежала самая дорогая недвижимость, у них было больше всего солдат и они ворочали самым крупным бизнесом на этой стороне Индийского океана. И вместо того чтобы окунать неудачников башкой в унитаз, они эту башку отстреливали.
Старик Басир и его паладины ужаса, ребята с Аллахом в голове из исламского «Аль-Шамеда» и Триада.
Три столпа Джакарты. Три долбаных кита, на которых стояла укоренившаяся система иерархии в этом бесноватом городе.
— У него поехала крыша, — кивает сам себе Рид, — я всегда говорил, что этим кончится.
— А парень-то ваш того, — одновременно комментирует Салим. Они обмениваются взглядами, а потом он продолжает: — Но как его туда взяли?
Диан открывает рот, но Рид ее опережает, махнув рукой:
— Отец китаец, а мать из Мьянмы. Меня больше интересует такой вопрос: что было дальше? Они заставили его влезть в эту гонку за сокровищами, чтобы не светиться самим? — он скорее рассуждает, чем спрашивает.
И Салим, и Рид понимают: появление еще одного претендента на клише Гринберга снижает шансы всех остальных, но раз этот претендент — Триада, то возможность конкурировать с ней остается только у Картеля.