— У Старших Сестричек.

Рид стопорится, застывая вполоборота и не отрывая взгляда от Салима.

— У Старших Сестричек? В смысле он…

— В смысле он брат одной из них. Не будь мудаком, а?

— Нет, а что сразу мудаком? Ты говоришь: Сестрички, что я мог подумать? — Он делает большие глаза, но Салим, видимо, уже не хочет продолжать этот разговор, начиная хлопать по карманам в поисках курева. За три года хоть бы другую марку мог начать курить, что ли.

Но не только Салим и его бессменные сигареты остались такими, как прежде.

С тех пор как Рид побирался на этих улицах, Препедан не поменялся. Здесь бегают дети: все в драных майках, все друг другу братья и сестры, сироты и не сироты, бездомные и те, кому есть где жить. Дома в Препедане в любом случае мало чем отличаются от тех, что сооружают себе бездомные. В одном из таких домов жил Мо с матерью. Дом этот тоже снесли — Препедан все время переваривал сам себя, но ничего путного из этого не выходило.

— Стирай этот припадок ностальгии со своего лица, и пошли, — бурчит Салим.

У Салима никогда не было сердца поэта, так что Рид не удивляется, когда оказывается, что тот остался таким же черствым, как и три года назад.

— Я могу ходить и с припадком ностальгии на лице! Нам туда, — Рид кивает на противоположную сторону улицы.

Там, среди одинаковых домов, спрятался нужный им, с поломанными решетками на окнах и грязной хлипкой дверью.

На стук ожидаемо никто не открывает, и Салим, не дослушав Ридово «давай я попробую вскры…», с размаху выбивает замок ногой. Проходящие мимо подростки изумленно вылупляются на них, женщина с ребенком на руках с крыльца напротив испуганно замирает, а вот плешивый дедок на соседних ступенях даже не обращает внимания, продолжая чесать мизинцем ухо.

— Мы санинспекция, — объявляет Рид, пятясь следом за заходящим в дом Салимом, — фининстанция! Служба по отлову домашних животных! — И, вспоминая, что Салим в сутане, добавляет: — Церковная!

Внутри дом оказывается крошечным и пыльным, а еще пустым, если не считать плесень, коренную жительницу влажной Явы. Отдергивая душевую занавеску в полутемной ванной — ну, за Мо сталось бы спрятаться где угодно, — Рид скорбно смотрит на покрытый зеленью кафель и кричит:

— Чисто! В смысле грязно. Сваливаем, пока тинейджеры не залили нас в «Тикток» с хештегом #грабители. Или пока я не подхватил грибок.

— Черт. — Рид засовывает руки в карманы и глубоко вздыхает. Салим останавливается рядом с ним, прикуривая, и меряет его насмешливым взглядом. — Я и забыл, до чего это поганый город.

Дом — четвертый в списке возможных пристанищ Мо — низкое многоквартирное здание, бетонной змеей вытянувшееся вдоль дороги. Фасад уродуют ржавые пожарные лестницы, сквозь которые на улицу глядят раззявленные окна, увешанные бельем, и белые наросты кондиционеров. Высохшие пальмы, пыль, шум машин, брошенные у подъездов мопеды.

И очень много солнца. Рид чувствует, как влажная от пота футболка липнет к спине. Волосы на затылке мокрые.

— Повежливее с родиной, — напоминает ему Салим.

Рид выставляет палец вверх: