Дверь жалобно скрипит, когда Рид дергает ее что есть сил, и поддается. В тусклом коридоре — никого, в занавешенной спальне — тоже. Рид бросается на кухню.
И чуть не здоровается лбом с бейсбольной битой.
Будь ситуация чуть менее напряженной и не попади Диан ему со всей дури прямо по плечу, Рид бы обязательно пошутил в духе старой классики: «Это у тебя бейсбольная бита в кармане или ты так рада меня видеть?» — но вместо этого он только шумно втягивает воздух и шипит, прикусывая от боли язык:
— Как невежливо!
— Не подходи ко мне, Эйдан! — громогласно и испуганно заявляет Диан, замахиваясь снова, словно отъявленный бэттер.
Рид поднимает руки в успокаивающем жесте, но сказать ничего не успевает, потому что Диан делает еще одну попытку познакомить его со своей алюминиевой подружкой. Риду и в первый раз не очень-то понравилось, спасибо, так что он отскакивает и ловко дергает девушку за руку на себя. Бита пролетает мимо. Правда, с силой рывка он перебарщивает, и, вместо того чтобы рухнуть прямо к нему в руки, как сделала бы любая порядочная женщина, Диан отлетает к плите.
За ее спиной Рид внезапно видит почти фантасмагоричную картину: пробравшись по пожарной лестнице, снаружи открывает форточку знакомый священник — в длинной сутане, с крестом на шее и белым воротничком. Он дергает окно вверх, и на секунду Риду кажется, что сейчас он спросит: «Добрый день, а не хотите ли вы поговорить о Господе нашем Иисусе Христе?» — но вместо этого Салим говорит: «Блять!» И едва успевает пригнуться, как оконное стекло над его головой разлетается осколками от удара битой, осыпаясь на сутану и пол. Диан замирает, видимо, в ужасе оттого, что чуть не снесла голову святому отцу.
— Почему все дерьмо начинает происходить именно тогда, когда ты появляешься на горизонте? — злобно шипит Салим, разгибаясь.
— Признайся, — Рид широко улыбается и наставляет пистолет прямиком Диан под лопатки, — ты же по мне скучал.
Судя по недовольному («Господи, исчезни») лицу, Салим настроен скрывать свои светлые чувства до последнего.
Спустя пару минут Диан сидит на стуле в углу кухни, трет запястья и смотрит так, будто намерена обратиться в суд, — Рид почти раскаивается. Пытаться выдернуть даме руку из сустава — последнее, чем должен заниматься джентльмен после пятичасовой чашечки чая. Она вполне имеет право на свои претензии.
Теперь она красит волосы: у нее выжженный оттенок блонда, плохо смытая косметика и совсем усталый вид. Тем не менее ничего из этого ее не портит: женственная, пышная, с мягкими чертами лица и располагающая к себе Диан всегда казалась Риду незаслуженным подарком судьбы такому придурку, как Мо.
Они остаются на кухне: четыре стены, стесанный дверной косяк, потеки воды на потолке. Зато везде порядок, неприглядные места прикрыты плетеными салфетками, даже цветы стоят. Безобразие трущоб приведено в божеский вид аккуратной рукой: Диан вообще всегда умудрялась даже полный отстой превращать во что-то приличное. Мо тому пример.
Такие панельные дома-коробки строятся за три месяца: все как один с одинаковой планировкой, отвратительной теплоизоляцией и нещадно маленькими комнатушками. Впрочем, если сравнивать с помойками, в которых они искали Мо до этого, эта квартира — вполне себе хоромы. Слегонца заплесневевшие, конечно, но тем не менее.
— Почему ты пыталась сбежать? — Рид примирительно прячет пистолет в кобуру.
Салим — не образец доверчивости, поэтому не сводит мрачного взгляда с нахмурившейся Диан. Он прислоняется к стене рядом с надрывно гудящим холодильником, за окном гремит автотрафик, Рид ковыряет пальцем завернувшийся угол обоев. Диан молчит слишком долго: видимо, говорить ничего не собирается, и Рид, не оставляя обои в покое, начинает:
— Давай я поугадываю. Ты не против? — Обои надрываются, но Рид не останавливается: — Мо ввязался в проблемы. Точнее, Мо
Она вскидывается так резко, что Салим машинально дергается, хватаясь за кобуру поверх сутаны.
— Картель Восхода? — испуганно выпаливает она. — Они тоже… что?
Ого, так, значит, она не знает. Возможно, Мо, выкрав сумку и заперев ее на отшибе Джакарты, больше сюда не возвращался? Вариант, что он ее бросил, Рид отметает сразу же: Мо бы удавился за нее в лучших традициях шекспировских трагедий. Нет, если он так и не вернулся… Значит, ему