— И я пойду, — поспешно вызвался Горан Бегич, которому, по всему, также что-то не нравилось.

— А где сама операционная? — крикнул Погодин вслед удалявшемуся сторожу. — Раненых-то нашим куда нести?

— Да пёс его знает! — лениво бросил тот через плечо, даже толком не обернулся. — Немца в гостинице разбудим, он всё и покажет.

Ответ не сильно-то любезный, ну да пусть его, вздохнул Погодин. Положим, немецких медиков-волонтёров всё равно будить придётся, а ночной сторож, да ещё из мутантов, не обязан быть в курсе работы врачей и последних медицинских технологий.

Что ж, не будем создавать суеты хотя бы сами, решил Погодин. Он удостоверился, что носилки с Зораном и Багровым останутся в широком больничном вестибюле сразу за воротами, и лишь тогда присоединился к Шутову и Горану Бегичу.

Вместе с ними он еле нагнал сторожа в балаклаве, резво шаркающего по дощатому полу на плохо гнущихся ногах. Колоритный мутант успел уже одолеть почти весь коридор и как раз сворачивал на дальнюю лестницу, что уводила куда-то в полуподвал. Хорошо же устроили немецких специалистов!

Загремел засов, тяжёлая дверь повернулась на петлях — и потрясённым взглядам людей предстала мутантская гостиница для немецких волонтёров. Только если такое назвать гостиницей, то что тогда арестантская камера?

— И здесь держат врачей? — ужаснулся Горан Бегич.

— Есть, конечно, комнаты и получше, — соизволил ответить сторож, — они в другом конце коридора. Но всё надо заслужить.

Ну, что-то в этой комнате напоминало и гостиничный номер. Письменный стол с настольной лампой, зеркало, платяной шкаф, на стене над топчаном — электрический ночник. Только на свет Божий отсюда не выходило ни единого окошка, да и засов на двери задвигался снаружи.

На топчане, прикрытый пледом, дремал молодой человек интеллигентной наружности. Как только четверо нежданных посетителей бесцеремонно нагрянули в его «келью», обитатель вскочил на ноги, закрываясь рукой от света собственного ночника.

— Вот его спросите об операционной, — ткнул сторож в тщедушную фигурку толстым мутантским пальцем, увенчанным ястребиным когтем. — Он — один из волонтёров, которые к ней это… прилагались.

— Фабиан. Фабиан Шлик, — представился волонтёр. Глаза его тревожно бегали, руки тряслись. Погодин подумал, что в жизни не видал такого перепуганного немца. И кажется, даже Горан, который в Словении выше крыши насмотрелся на самых разных немцев, мог бы сказать то же самое.

— Вы активист «Хирургов через заборы»? — уточнил Погодин.

Фабиан Шлик в замешательстве кивнул.

— Вы врач?

— Ну, почти… — немец запнулся, мучительно подыскивая слова. — По правде говоря, среди нас пятерых можно назвать врачом только Дитриха Гроссмюллера. Я же простой санитар, и даже скорее — переводчик… А вы уже говорили с Дитрихом? — быстро спросил он с неясной Погодину надеждой, но при том с опасением покосился на мутанта-сторожа.

— Нет, мы его не видели. А где он?

— Его номер в другом конце коридора, — с готовностью сообщил Шлик, — только боюсь, он ещё не вернулся…

— Откуда?