Зорану первую помощь оказывал башенный стрелок Погодин. Тот когда-то получал высшее медицинское образование — вот и занялся более тяжёлым ранением. Именно он рылся в походной аптечке БТРа, тогда как Хрусталёв и Гаевский потрошили индивидуальные медпакеты.

— Так, теперь ищи антисептик.

— Есть йод. На, держи! Только на рану не лей — болевой шок будет.

— Я аккуратно, тампоном. Кстати, где тампон? Ага, спасибо.

Ай!!! Если это не болевой шок, то что тогда?.. У-у-у-у… Чтоб тебе!..

— О, гляди: кровоостанавливающая повязка!

— Покатит.

— Рану промыл? Хорошо продезинфицировал?

— Да вроде…

— Ну, наматывай. Да не так! Вот как надо… Теперь бинтом.

…Они ещё учатся на мне, гады! Несправедливо, но как тут не заругаешься?! Руки у парней совсем не стоят. Фельдшера, блин! Забинтовать рану — и то проблема.

Багров кипятился, ругался, рычал на неповоротливых рядовых — но то про себя. А вслух произнёс только требование поскорее вколоть обезболивающее. И то — сиплым ослабленным голосом, далеко не командирским тоном.

— Есть в таблетках. Пойдёт? — спросил Хрусталёв.

Ясно, что пойдёт! Капитан с ходу разжевал три таблетки, не дожидаясь возвращения Гаевского с кружкой воды. Ну ладно: коли рана забинтована, то её по крайней мере не видно. Будет удача — так заживёт. А что там со словенским суперменом? Вот уж бедняга так бедняга: его живот вскрыло под бронежилетом, точно консервным ножом!

Погодин как раз заканчивал промывать широченную дурно пахнущую рану Зорана — кишки повреждены, как пить дать, а то и мочевой пузырь. Отчего вместо бронежилетов не придумали бронехалатов? Сам раненый находился без сознания. Это ему ещё повезло. Анестетики в таблетках при ранениях живота, наверное, не положены.

— Что с ним, ефрейтор Погодин?

— Скверно, мой капитан, — ответил тот, — в полевых условиях — никаких шансов. Надо срочно везти обратно в Брянск, только боюсь, не довезём. Такие раны…

Да уж, известно, какие. Что с шинами БТРа, то и с животом словенца. К горлу подкатила тошнота, Багров перевёл взгляд на Горана Бегича. Тот и сам пребывал в полубессознательном состоянии — сидел на корточках у ног брата и всматривался ему в лицо тупым неподвижным взглядом.

— А этот в трансе, — кивнул на него Гаевский. — Близнецы такие вещи глубоко переживают…

— Нет, я в порядке! — поспешно возразил Горан, стряхивая с себя оцепенение. — Доктор! Вы сказали, дело скверно. Но насколько скверно? Есть ли надежда?