И я, находясь настороже, принялся медленно двигаться на доносящиеся из кустов звуки. Подобравшись поближе, я аккуратно раздвинул ветки, покрытые молодой листвой, и едва не выругался вслух. На небольшой полянке творилось непотребное: долбанутый на всю голову утырок Варфоломеев, навалившись на лежащую спиной на земле Надюшку, одной рукой зажимал ей рот, а второй шарил под форменной курсантской юбкой, пытаясь разжать её судорожно сведенные ножки своим коленом. В «изголовье» стоял на коленях Толоконников, прижимая к земле заломленные над головой руки девчушки, которая, даже отчаянно брыкаясь ничего не могла противопоставить двум уродам.
– Коль, мож, не надо! А? – тихонько заныл Толоконников. – Подумаешь, послала! Пусть её… А? Припугнули чуток, и хватит… Нам же всем потом хуже будет!
– А ты чего, обосрался уже? – злобно прошипел Варфоломеев. – Держи крепче, урод, а не то вывернется! – шикнул он, когда Надюшка резко взбрыкнула в очередной раз.
– Ну её, а? – продолжал ныть Егорка, одновременно всем весом наваливаясь на руки девушки. – Она уже все поняла…
– В следующий раз будет знать, кого можно на х…й посылать, а кого нет! – И не подумал отпускать пленницу Варфоломеев. – Пусть отведает, сучка, настоящего мужского хера! Да и кто здесь за эту сиротину впряжется? Не ссы, Егорка – мой папахен всю эту богадельню запросто вздрючит!
Ну, сука, у меня прямо кровь в жилах вскипела и бросилась в лицо. А я, старый дурень, все еще надеялся, что перебесятся мажорики, да и утухнут сами по себе! Зря, значит, надеялся… Таких только «через кровь и боль» научить чему-то можно! Нет, убивать я их не собирался, но вот сломать пару ребер черенком лопаты мне вполне еще под силу!
Я осторожно, чтобы не трещать сломанными ветками, продрался сквозь густые кусты и, коротко размахнувшись, со всей дури проложил лопатой прямо меж лопаток Варфоломеева. Ну, это для меня оно «со всей дури», а на деле не так уж и сильно вышло. Во всяком случае, дух я из говнюка я так не вышиб.
– А-а-а! – завопил во всю глотку ушлепок, отпуская руку, закрывающую рот Надюшке.
– А-а-а! – присоединилась к нему девчушка, заверещав на неимоверно высоких частотах.
Черт! Да у меня так барабанные перепонки лопнут! Не обращая внимания на визг, я мотнул металлическим совком лопаты, стараясь попасть в бледное и испуганное лицо Толоконникова. А это я удачно попал! Брызнула кровь, утырок вскрикнул, отпустил Надюшкины руки и схватился за свернутый набок нос. Девчушка, почуяв свободу, резко столкнула с себя Варфоломеева и в мгновение ока подскочила на ноги и замерла соляным столбом… Видимо, совсем «потерявшись» от шока.
– Беги, внучка! – заорал я, пытаясь окриком вывести её из транса.
Она вздрогнула и сделала шаг мне на встречу. Ну что за дура-то такая?
– Быстро! Отсюда! – Наконец-то её проняло, и она сквозанула сквозь кусты, как улепетывающий от преследователей заяц.
Ну, вот и ладушки! Мне теперь все полегче будет! И что же за карма у меня такая: молодых девок от обесчещивания защищать?
– Капец тебе старый! – недобро оскалившись, пообещал поднявшийся на ноги Вафоломеев.
Но он стоял, как-то скособочившись, видимо, мой удар по спине все-таки не прошел даром. Рядом с мажориком молча встал и Толоконников, продолжающий зажимать свернутый набок и, как мне показалось, даже слегка «подрезанный» рабочей плоскостью совковой лопаты нос. Сквозь его пальцы просачивались струйки крови, которые пятнали его гимнастерку и капали на свежую траву.
– Опять будешь ныть, что не надо? – Злобно свернув глазами, прошипел Варфоломеев, обращаясь к своему подельнику.
– Он мне, сука, нос свернул… – плаксиво прогнусавил Толоконников. – Как я теперь с таким носом?
– Найду я те нормального Медика… – Варфоломеев подобрался, словно для прыжка.
Я покрепче сжал черенок лопаты в руках: сейчас я еще кому-то зубки-то прорежу́, а то и пару челюстей набок сверну!