Обсессивный и компульсивный характеры ярко различаются в том, как они совершают выбор. Для обсессивного выбор – это долгие рассуждения и сравнения, списки, получение информации, откладывание принятия решения до тех пор, пока дальше откладывать будет невозможно или пока выбор не сделает за него другой человек или сама жизнь. В противоположность ему компульсивный, не выдерживая неопределенности несделанного решения, делает выбор мгновенно и переходит к действиям. Первый мучает своими сомнениями и себя, и своих близких, которые предлагают ему свои аргументы, но неизменно встречаются с «да, но…» – и неизбежно теряют энергию. Вторые склонны к необдуманным и вредным выборам, поскольку им попросту не хватает времени все обдумать.
Обсессивно-компульсивной личности субъективно становится хуже, если чувствительность к ней возвращается, и лучше, если все на свете происходит под ее контролем и вписывается в ее планы. Однако для терапевтической динамики прорывы чувствительности лучше, чем их отсутствие, а жизнь, в которой чувствительность взята под контроль, может восприниматься терапевтом как отсутствие прогресса или даже регресс. Эмоциональная пустота, с которой живут обсессивно-компульсивные личности, может на начальных этапах терапии казаться им предпочтительнее, чем чувства, которые возвращаются болезненными и экстремально большими. Постепенно их интенсивность снижается, и у человека появляется возможность вернуть себе естественное удовольствие от эмоций и фантазий, потерянное в детстве. Это долгая работа, в которой нельзя торопиться.
Прорывы чувств при этом неизбежны для любого терапевтического темпа. Подавленные чувства не возвращаются по капелькам, вернее – их возвращение по капелькам остается незамеченным, кроме повышения неясной тревоги, до тех пор пока сам психический материал не станет громадным. Для таких клиентов свойственно экспериментирование с форматом (при наличии такой возможности) в начальной стадии возвращения чувствительности. Внутренний конфликт, который существует между желанием вернуть полноценную жизнь вместе с чувствами и сохранить безопасность, оставляет их в тревоге и поиске: может, стоит встречаться чаще? Может, наоборот, реже? Может быть, мне нужен перерыв? А возможно, нам стоит удлинить встречу и сделать «пару»? В терапевтическом решении по поводу этих просьб важно отсутствие раздражения: для обсессивно-компульсивной личности, которая часто раздражает окружающих своими попытками взять все под контроль, такое нераздраженное присутствие другого вызывает благодарность и укрепляет альянс, переживающий в мучительные моменты возвращения чувствительности непростые времена. Такие смены формата (внутри базовых границ клиент-терапевтических отношений, которые нарушаться не должны, изменения могут касаться только регулярности, пауз или продолжительности встреч) могут быть вполне оправданными в смысле нахождения тонкого баланса между эмоциональной фрустрацией, возникающей в развитии, и безопасными зонами контроля и отдыха, на которые любой человек имеет право. Этот баланс никогда не становится устойчивым в том случае, если работа продолжается и требует все новых изменений, возврата к старому, снова изменений и так далее. Эти эксперименты могут продлиться много лет – и, возможно, для обсессивно-компульсивной личности это будет серьезным вкладом в то, что она удержится в терапии и сделает необходимую работу.
Так поступает Лана все три года, которые на сегодняшний день продолжается ее терапия: они с ее терапевтом встречаются то раз в неделю, то два раза в неделю, то раз в две недели, то берут паузу, то работают два часа, а не один. Каждый из этих периодов длится несколько месяцев, пока динамика, нужная в нем, не наберет свою силу и не сделает возможным следующий шаг. Например: режим встреч «каждую неделю» помогает больше контактировать со своими эмоциями, и Лана начинает чувствовать что-то по отношению к своей отвергающей сестре, своей беспомощной матери, к рано умершему отцу. Так как чувства для нее непривычны и поднимаются волной, какое-то время она не понимает, что к чему относится, и начинает мучиться гневом и страхом в отношениях со своим мужем. Несколько месяцев она способна находиться в таком напряжении, но ей требуется большая поддержка, и поэтому они с терапевтом иногда назначают дополнительную встречу между их регулярными понедельниками. Потом ей нужен отдых, и Лана сначала уходит в паузу, а потом возвращается на «раз в две недели». Этот режим дает ей возможность медленно интегрировать произошедшие изменения и протестировать свою готовность к следующим. Потом снова следует пауза, выход из которой запланирован, а формат после обсуждений с терапевтом и его согласия определен как «раз в две недели, два часа». Это сделает свою часть работы. Потом будет что-то еще.
Без возможности изменяться медленно обсессивно-компульсивная личность будет декомпенсироваться, наращивать дезадаптацию в виде еще большего отстранения от своих чувств и развития ритуальности вместо эмоциональной включенности.
Составление списков или записей как способ обработки материала встречи или как подготовка к встрече с терапевтом почти всегда является признаком обсессивно-компульсивных черт личности и ее избегания чувств (бывает, конечно, что записи делают и не обсессивные люди, и это является признаком их нормальной тревоги в начале терапии и проходит само по себе). Если составление списков становится навязчивым настолько, что мешает основной деятельности, то это является одним из диагностических критериев ананкастного расстройства личности. Среди других признаков МКБ-10 указывает: «чрезмерная склонность к сомнениям и осторожности», «перфекционизм (стремление к совершенству), препятствующий завершению задач», «чрезмерная добросовестность, скрупулезность и неадекватная озабоченность продуктивностью в ущерб удовольствию и межличностным связям», «повышенная педантичность и приверженность социальным условностям», «ригидность и упрямство», «необоснованные настойчивые требования человеком того, чтобы другие всё делали в точности так, как он, или неблагоразумное нежелание позволять выполнять что-либо другим людям». Трех из них (вместе с общими для всех расстройств личности признаками выраженной дезадаптации, глобальности и раннего возникновения нарушения) достаточно для распознания этого типа расстройства.
Терапия обсессивно-компульсивного типа личности обращена к повышению количества иррационального материала в жизни клиента, а не к контролю обсессий и компульсий, который был бы еще одной обсессией или компульсией (контролировать контроль). Это означает, что технически терапевт не конфронтирует с обсессивно-компульсивными ритуалами клиента, но в своих комментариях апеллирует к чувствам и желаниям, а не к мыслям и действиям. Иногда должно пройти довольно много времени для того, чтобы эти комментарии вообще стали возможны: обсессивные и компульсивные люди могут годами говорить на терапии в стиле монолога, до того как позволят терапевту занять немного места в этом процессе. Удивительно, но для таких людей несопротивление терапевта такому монологу может стать освобождающим, и его обсессии постепенно иссякнут, а обращений к терапевту (обычно с вопросом «Что вы об этом думаете?» или «Что делать?») станет больше. Терпеливый терапевт, который сохраняет все это время свою чувствительность, сможет дать в эти моменты своему клиенту намного больше, чем тот, кто раздраженно требует себе больше места или устало теряет собственную способность чувствовать. Лучшими ответами на обсессивно-компульсивные вопросы о мыслях и действиях будут те, которые описывают собственные чувства терапевта.
Эти чувства, которые вносит терапевт, станут первой тропинкой к иррациональному материалу самого клиента. Кроме прямых вопросов о чувствах, другими такими тропинками могут стать образы, метафоры, выразительная речь и письмо, сны, фантазии, юмор, сравнения, притчи, картины, танцы и так далее. Чем больше терапевт привносит иррационального материала в сессии, тем он полезнее для своего клиента такого типа.
Одним из первых чувств, которое возвращается (и одновременно одним из самых проблемных и запрещенных переживаний), является злость, направленная на близких или на терапевта. Поддержка такой злости, демонстрация своей устойчивости и прочности отношений, убедительность терапевта по поводу того, что злость не означает разрушений или слабости клиента, поможет вернуть человеку большой и очень значимый кусок своих чувств и стать намного целее. К тому же сделать эту работу обычно нетрудно: агрессия обсессивно-компульсивного человека кажется разрушительной только для него, в отношениях он остается вежливым и предупредительным, поскольку боится, что его гнев разрушит важное для него теплое и безопасное пространство. Удовольствие, которое может получать терапевт от своего «ожившего» клиента, обычно является для таких людей совершенно неожиданным, и после некоторого времени недоверия к тому, что это удовольствие настоящее, они могут стать способными прикоснуться и к собственному удовольствию, которое всегда сопровождает чувствительность.
Специфической медикаментозной терапии для ананкастного расстройства личности нет. Препараты могут использоваться для облегчения симптомов тревоги и депрессии. Такая же симптоматическая помощь может быть оказана обсессивно-компульсивной личностью самому себе для ситуативного снижения напряжения. Общая работа по развитию способности наблюдать за собой и осознавать себя остается такой же бесконечно ценной, как и в любой другой терапии.
«Истерия», «истеричка» – это очень известные и обладающие узнаваемым эмоциональным наполнением слова, которые в мире за пределами психологии означают легко возбудимую, скандальную, неадекватную в проявлении своих чувств женщину, театральную, склонную к публичным сценам, притворяющуюся. Такая известность настолько далеко уводит от понимания природы этого феномена, что в последних редакциях DSM и МКБ термин заменен с «истерического» на «гистрионический». Природа и динамика истерического типа личности и истерического расстройства личности глубоки и трагичны, а человек (действительно намного чаще женщина) с такой структурой характера имеет крайне отдаленное сходство с поверхностной, манипулирующей и «психованной» истеричкой из общественных представлений.
Истероидная личность формируется из чувствительности и голода, которые мать не может удовлетворить. Истерическая динамика долгая: сначала маленькая девочка снова и снова обращается к матери, но потом оказывается разочарованной в ней, поскольку та пуста, равнодушна или занята своими делами, и по мере взросления обращает всю свою чувствительность и неудовлетворенные потребности в эмоциональном контакте на отца. Если отец окажется соблазнен яркой потребностью дочери в нем, если ее красота, нежность, искренняя привязанность будут поддерживать его Эго или лечить его травмы, полученные от равнодушной жены, если он сам будет соблазнять дочь для того, чтобы получать от нее эти компенсации (включая инцест) – то девочка будет развиваться как истеричка. Она решит, что женщины – слабые (пустая мать, нуждающаяся она сама), а мужчины сильные, и способом удовлетворять свои потребности в этом мире является обслуживание мужчин. Явная гендерность этого вопроса заставит ее сосредоточиться на своей сексуальности как на самом заметном для мужчин моменте и развивать свою соблазнительность в ущерб остальному развитию. Действительно: если блага мира принадлежат мужчинам и эти мужчины распоряжаются благами по своему усмотрению, то тогда нужно сосредоточиться на соблазнении мужчин.
Важно, что в современном мире такая истероидная позиция шире, чем обычное соответствие стандартам красоты. Соблазнение – это и провокации, и внимание, направленное на мужчину, и забота, и ум, и необычность. Современная истеричка может быть андрогинной или вообще быть мужчиной – это не меняет основной динамики, связанной с высокой чувствительностью, большим количеством внутренних конфликтов, голодом, публичностью и театральностью, сексом и инфантильностью.
Сексуальность и привлекательность сливаются для истероидной женщины с ней самой, вызывая в ней ужасный страх старения (и серьезные эмоциональные травмы при потере привлекательности по другим причинам, даже если эта потеря временная). Сексуальность является средством воздействия на мир, хотя секс как таковой ее интересует мало или не интересует вообще. Женщина с истерическими чертами может быть искренне удивлена, что ее соблазняющее поведение приводит к тому, что мужчины начинают ожидать, требовать или напрямую брать от нее секс – поскольку она искренне не имеет в виду ничего такого, а лишь хочет приближения, внимания, заботы и других ресурсов.
Эти женщины при всей своей внешней взрослости, подчеркнутой феминности и опытности внутри остаются сверхчувствительными девочками с отвергающими матерями (и с отцами тоже, поскольку интерес соблазняющего отца состоит не в том, чтобы узнать свою дочь глубоко, а в том, чтобы пользоваться преимуществами отношений с ней). Опыт пренебрежения вместе с яркой эмоциональностью создают театральность поведения: истерической личности кажется, что если она не будет выражать свои чувства громко, то ими пренебрегут. Для того, чтобы быть услышанной, она может публично и бурно выражать свою радость («Я так сильно кричала от счастья, что нас выгнали из ресторана», как в песне Кати Павловой), или быть драматичной в своих проявлениях в социальных сетях (например – удалять свою страницу или писать о намерении покончить с собой), или развивать другие средства выразительности в повседневной жизни (хорошо выражать свои мысли, вызывая эмоциональный отклик, иметь выразительную мимику, быть раскрепощенной в невербальных проявлениях, ничего не стесняться). В некоторых случаях (обычно при высоком внутреннем презрении ко «всем этим истеричкам» и тяге к «мужскому миру») драматичность проявляется в самом содержании ее жизни: работа патологоанатома или следователя, детского хирурга, вулканолога или космонавта, отношения с людьми, больными шизофренией, множественные опыты с измененным состоянием сознания, спасение людей из пожаров, катастрофически малое количество сна и еды из-за волонтерской работы. Насыщенная героически-драматическая жизнь помогает женщине удовлетворить какие-то из своих потребностей самостоятельно, но и выполняет ту же функцию привлечения внимания и соблазнения, что и остальные способы: такую женщину невозможно не заметить и такой женщиной невозможно пренебречь.
Высокая чувствительность делает истерическую женщину склонной к перестимуляциям и потому к диссоциациям. Именно диссоциативные симптомы в виде параличей или диссоциативных фуг, возникающих без медицинских причин, заставили Фрейда обратить внимание на феномены истерии. В случае истерического расстройства личности такие симптомы имеют вторичное значение, в отличие от посттравматических диссоциативных расстройств. В терапии истерических расстройств центральное значение приобретает не возвращение и проживание подавленного эмоционального опыта (хотя такая работа тоже имеет большое значение), но высвобождение репрессированных желаний, чувств, склонностей и способностей. У истерического типа личности диссоциативные симптомы редко достигают такого заметного уровня выраженности, как у травматика, однако они создают специфическую рассеянную тревожность и тревожную растерянность. Одни истерики мечутся, видя все новые поводы для тревоги, проецируя внутреннее ощущение, что что-то не так, на внешний мир, другие скользят по реальности, ощущая себя облачком, которое не имеет опор, плавая по темам, неспособные собрать достаточно сил для больших перемен, ласковые дети, репрессирующие собственный внутренний материал и потому становящиеся кем угодно, но только не самими собой.
Повышенная чувствительность истерической личности заметна по серьезной дезадаптации, которую может вызвать стресс. Ее переживания будут сильнее и будут длиться дольше, чем у других людей. Даже без диссоциативных симптомов это осложняет истероидной женщине существование и требует особой бережности в вопросах стимуляции и восстановления. В качестве успокоения и утешения она может прибегать к разного рода зависимостям, в том числе – любовным, на которые переносится основной аффект и из которых можно получить эффективную поддержку в том случае, если соблазнение будет успешным.
Ника, которая имеет небольшой бизнес, связанный с ее авторским продуктом, получила сообщение о том, что ее продукт перепродают без ее ведома, что представляет угрозу для ее репутации. Она связалась с человеком, который осуществил эту продажу, и этот разговор быстро перешел в тон угроз и обвинений (продавцом оказалась Никина знакомая, которая осталась чем-то не удовлетворена в их отношениях и потому решила таким образом получить компенсацию). Ника обратилась за поддержкой к кругу своих приятельниц – и одна из них неожиданно поддержала не Нику, а этого продавца, обвинив Нику в жадности.
Через две недели после этого Ника рассказала терапевту, что вообще не помнит этот день: события помнит, а себя в них – нет. Она приняла все нужные решения и позаботилась о себе, в том числе юридически, но с тех пор не может работать, поскольку постоянно чувствует себя плохо. Она заболела, и она чувствует постоянное эмоциональное напряжение, от которого срывается то на отца своего ребенка, то на саму маленькую дочь, то рыдает в машине, пытаясь хоть как-то облегчить себе жизнь. Кроме этого, она пьет намного больше, чем обычно, и ест больше, и купила платье за 100 000 рублей в рассрочку, хотя на ней и без этого достаточно долгов, и восстановила переписку с токсичным любовником, которого заблокировала и к которому возвращаться не собиралась. Эти очевидные признаки эмоционального неблагополучия Ника не относила к произошедшему, поскольку не знала о своей сверхчувствительности, но они были именно результатом этого стресса.
Нике стоит сосредоточиться на своем восстановлении, приняв данности: у нее будет меньше энергии в следующие несколько недель, она будет менее работоспособна, более раздражена и одновременно больше нуждаться в теплоте, внимании, восхищении, любви, она будет склонна тратить деньги, есть или пить алкоголь в ситуациях усталости или напряжения. Ника сможет организовать себе большую безопасность, если будет знать о своих особенностях, а не отрицать их.