Костенко знал, что президент не спасется.

Более того, Костенко был тем, кто мог вершить его судьбу. От смерти Владимирова отделяло одно нажатие кнопки. Костенко хорошо запомнил, как президент говорил с ним в повелительном тоне во время досмотра у забора, и это оставило неприятные воспоминания. Костенко хотел расквитаться.

‒ Ты мне попку не захотел показывать, ‒ улыбнулся Костенко, ‒ и умрешь за это.

Президент расширил глаза от удивления, и стиснул зубы, ощутив нарастающее в груди давление.

‒ Что ты несешь, гомосятина?! Живо помоги мне открыть дверь!

‒ Нет, ‒ Костенко скорчил грустную гримасу, и, не без удовольствия, нажал на кнопку блокировки замка.

Услышав щелчок, зараженные вскрикнули синхронно, устремив взгляды к секции обеззараживания. Они сорвались с мест, мигом ворвавшись в помещение, и президент, став хватать ртом воздух, прижался спиной к шлюзу. Сердце пронзила острая вспышка боли, президент побледнел от ужаса, крикнув:

‒ Уходите, ублюдки! Меня нельзя жрать! Валите!

Зараженные, не поняв и слова, кинулись на президента, став рвать его и терзать. Они вцепились в него, кусая, и руками рвали на нем одежду вместе с кожей. Ужасающий вопль президента эхом разнесся по всему медблоку. Совсем скоро сознание жертвы стало угасать, и, умерев, к счастью, от инфаркта, она ничего больше не почувствовала.

Костенко с улыбкой наблюдал за тем, как смотровое окно в шлюзе забрызгивало капельками крови.

Васильков подкрался к нему сзади, и прислонил к затылку холодное дуло пистолета, что моментально стерло улыбку с лица Костенко. Пока Костенко наблюдал за смертью президента, Васильков незаметно достал пистолет из кобуры, оставленной на вешалке. Пульс участился, даже не смотря на то, что Васильков с оружием выглядел не угрожающе и даже смешно. Причин выстрелить у него был миллион, что Костенко отчетливо понимал. Руки Василькова дрожали от волнения, и это очень хорошо чувствовалось, ибо сомнения в нем были сильны.

‒ Ты, мразь, не хочешь передо мной извиниться, прежде чем подохнешь? ‒ проговорил Васильков, но при том таким пораженческим тоном, что это ничуть не напугало Костенко.

‒ А у тебя яиц хватит, пидор? ‒ с нажимом спросил Костенко, практически не теряя уверенности в себе. ‒ Ты же только в жопу давать можешь, куда тебе по людям стрелять?

Костенко смело развернулся, и лбом прислонился к дулу. Испуг, сковав сердце ледяными цепями, полностью завладел Васильковым. Сильнее сжав шершавую рукоять пистолета, Васильков крепче придавил дуло ко лбу Костенко, от чего тот поморщился:

‒ Ну, давай, пидор. Стреляй, ‒ оскалился Костенко. ‒ Если ты этого не сделаешь, я тебя так отодру, что не встанешь. А потом тебя трахнет ствол, и когда он спустит, в твоих кишках появится дыра!

‒ Ты что, во мне сомневаешься?! ‒ крикнул Васильков, брызгая слюной, и поддавшись вспышке возникшей злости.

Впервые за многие годы Васильков не был парализован ужасом, будучи способным что-то сделать, и стало ясно ‒ такую возможность упускать нельзя. Впервые он предпринимал активные действия, но самоуверенный Костенко не разглядел угрозы, все так же относясь к Василькову с презрительным снисхождением. Костенко схватил пистолет за дуло, с силой дернул его на себя, оружие выскользнуло из рук Василькова. Костенко выжидать не стал, ударив каптера рукояткой в лоб.

Перед глазами посыпались искры, а мозг кольнуло неприятной болевой вспышкой. Мощь удара выбила Василькова из равновесия, и он чуть не упал, врезавшись в шкафчики и сильно ударившись о дерево лопатками. Столкновение вытолкнуло воздух из легких. Сразу же стало обидно, ведь когда Васильков брал пистолет, то имел твердое намерение выстрелить, но не смог, в очередной раз. Как сквозь слой ваты слышался крик Костенко:

‒ Пидрила беспомощная! Да тебя даже трахать стремно уже! Настолько ты меня бесишь!

Все, или ничего. Или ты, или тебя. Третьего в данной ситуации просто не было, и наконец-то, за годы издевательств, Васильков смог осознать этот факт. Свирепо закричав, Васильков использовал злость, копившуюся в нем все эти годы, оттолкнулся от шкафчиков, на ходу схватил ручку, которой заполнял вахтенный журнал, и воткнул ее в шею оторопевшему от удивления Костенко.