Попадание пришлось в артерию, потому оттуда тут же стала брызгать кровь, пульсируя в такт ударам сердца. Шокированный Костенко расширил глаза от ужаса, пытаясь выговорить: «Вызывай медиков», и, схватившись за шею, чувствовал приближающуюся смерть. Но Васильков только начал акт возмездия. С грохотом пистолет свалился на пол, и Васильков, не давая противнику опомниться, схватил оружие, а затем ударил по ручке, торчавшей из шеи Костенко.
Та вошла внутрь еще глубже, заставив Костенко захрипеть от боли. Васильков схватил его за воротник, почувствовав брызгавшую на ладонь кровь, и швырнул на пол, как тряпичного. Оседлав Костенко, Васильков сдавил ему коленями бока. Сначала каптер хотел гуманно разделаться со своим обидчиком, но как только вспомнились все поступки Костенко, от гуманности не осталось и следа.
‒ Ты подохнешь как сука! Понял меня?! ‒ прошипел Васильков, упиваясь беспомощностью жертвы, и предвкушая кару.
Василькова всю жизнь гнобили, еще со школы. Он всегда был аутсайдером, потому в нем, из-за непонимания преимуществ жизни отшельника, развился комплекс неполноценности, который, вступив в симбиоз с окончательно растоптанным чувством мужского достоинства, искорежил психику Василькова до полнейшего снятия любых моральных ограничений. Он размахнулся, а затем обрушил рукоять на глаз Костенко, и солдат взвыл от боли, перейдя на фальцет. Глаз выбило моментально, и Костенко зажмурился, стараясь спасти второй, но Васильков не унимался.
В нем проснулся инстинкт убийцы, а травмированная психика требовала устроить для жертвы как можно более жуткую смерть.
Васильков с большой амплитудой лупил Костенко рукоятью по лицу, целясь в нос, глаза, и места, попадание в которые вызовет наиболее болезненные ощущения. Визг стоял на всю каптерку. Кровь из открывшихся ран брызгала на Василькова, и вид ее заставлял каптера безумно улыбаться. Вскоре голова Костенко превратилась в обезображенную груду из перемолотых костей и мяса, вогнувшуюся внутрь. Крови было так много, что Васильков в жизни не видел такое ее количество.
Сняв пистолет с предохранителя, Васильков разрядил почти всю обойму в лицо убитого. Гремели выстрелы, резонируя друг с другом в узком пространстве комнаты, и больно ударяя по ушным перепонкам, но Васильков не моргнул и глазом, с наслаждением вдыхая запах пороха. Пули вонзались в кашу, оставшуюся от головы Костенко, и от неё во все стороны летели кровавые брызги. Последний патрон Васильков оставил для себя.
Каптер полностью лишился рассудка, подсознательно боясь нести ответственность за содеянное, от чего он видел лишь один выход из сложившийся ситуации. Сначала он рассмеялся, а затем, вставив пистолет себе в рот, надавил на спуск. Прогремел выстрел, и пуля с пустым сердечником раскрылась в голове подобно цветку, разорвав черепную коробку Василькова. На стену брызнула кровь с кусочками мозга.
База быстро пала. Вскоре, кроме зараженных, на ней совершенно никого не было, и лишь Олег, один единственный, выжил, спрятавшись в убежище.
Глава 5
После прорыва прошла примерно неделя. В небе ярко светило солнце, но даже это было не способно поднять кому-то настроение, потому что из приятного провинциального городка Куратовск превратился в кладбище. Зараженные, заполонив почти каждый угол, слонялись в крупных и мелких продуктовых магазинах. В центральном торговом центре Куратовска толпились мертвецы, сталкиваясь друг с другом, и недовольно рыча при этом. Солнце било сквозь стеклянную крышу, заливая торговые залы светом.
Зараженный в продуктовом гипермаркете «Карусель», шаркая ботинками по полу, и окидывал окружение безразличным взглядом. Зараженный, обходя стороной пустые полки, пытался отыскать для себя еды, но не преуспел в этом, как и остальные его сородичи. Живых вскоре совсем не стало, охотиться было не за кем, потому голод лишь становился сильнее, от чего внутри копилась агрессия, которую некуда было выпустить.
Сделав очередной шаг, зараженный зацепил ступней пустую банку с консервами, отправив ее в поездку через зал. Она с металлическим грохотом катилась по кафелю, затем врезавшись в перевернутую тележку. Зараженный провожал баночку взглядом, надеясь, что оттуда выскочить хотя бы мышь, но этого не произошло.
В голове зараженного иногда всплывали человеческие воспоминания, но они не вызывали в нем никаких эмоций, ведь у того даже не было понимания, что воспоминания принадлежали ему, что были из прошлой жизни. Он вспомнил, что как только произошла вспышка инфекции, и никто еще ничего не понял, люди, особо сообразительные, схватили тележки, забив их до отказа.
Как только появилась угроза жизни, люди сразу забыли про всякую этику и мораль, смело прокатывая неоплаченный товар через кассы, грубо отталкивая кассиров, преграждающих им путь. Охранники выходили ворам на встречу, но ни полиции, ни тем более охране не было под силу остановить напуганную инфекцией толпу. Охранник вцепился руками в тележку, которую катил мясистый мужчина, любивший носить нож у себя в кармане.
‒ Куда покатили? Верните, что взяли! Правительство выдаст вам помощь, а это ‒ собственность «Карусели». Хотите что-то взять ‒ оплатите!
Мясистый мужчина хмуро посмотрел на препятствие. Да, для него охранник был уже не человеком, а именно препятствием, которое нужно было устранить для того, чтобы достичь желаемого.
‒ Уйди с дороги, и я позволю тебе жить, ‒ уверенно заявил мужик.
Крепкий охранник, с усмешкой взглянув на оппонента, не воспринял его слова в серьез. ‒ Верни то, что взял. Не грабь людей. Не одному тебе надо, ‒ скомандовал охранник.
Рывком мужик толкнул тележку, попав охраннику углом прямо в пах, и охранник согнулся пополам, вскрикнув. Мужик подскочил к нему, схватив за шиворот увесистой ладонью, и с разгона швырнул его в стекло фасада. Раздался треск, и по стеклу зазмеилась длинная трещина, оставленная лицом охранника. Подскочив к охраннику сзади, мужик достал из кармана перочинный нож, и вогнал лезвие жертве под ребра. Охранник скривился от боли, закричав, но мужик не остановился на этом. Он прижал жертву к стеклу, став раз за разом вонзать клинок в спину врагу, вопившему в предсмертной агонии.