Книги

Постижение смысла

22
18
20
22
24
26
28
30

Но еще есть нужда-потребность в переходе и то нужное для него знание «о» пра-бытии: ведь только это пересаживает-переносит в то время-пространство, которое только и обеспечит и только лишь вопрошающее и отрицающее называние имени божества. Это знание «этого» пра-бытия начинается с некоторого начала, которое достаточно трудно и странно выразимо в слове: Бытие есть пра-бытие.

Тезис – и, однако же, событие, в котором бытие взвешено прежде в своем собственном сущении. Пустое высказывание, но – богатство неисчерпаемого, если только вы-рас-спрашивание вынесет-выдержит при его мучающем непокое. Присловье, вероятно, которое тавтологично выражает только одну и ту же пустоту, однако и основывание – в-себе без-дно-основы – в бездне, куда нет доступа ничему равному-тождественному и возвращающемуся тому же самому. Начало, которое не у первоистока, а начинается только на переходе – ведь «тезис» воспрещает как устремление к суще-бытующему как прибежищу, так и объясняющее заверение через посредство первопричины всего суще-бытующего, пребывающей над сущее-бытующим. И то, и другое выталкивает-оттесняет пра-бытие в сопутствующее, превращая в приложение-довесок. Каким раскалывающим надвое и каким высмеивающим все и всяческие объяснения все же выступает начало перехода от приоритета суще-бытующего и от выросшего из него преувеличения самого себя – к тихому господству пра-бытия.

Бытие есть пра-бытие-здесь со-бытует себя исполненное знания удаление от человека и одновременно от богов, но так, что и тот, и другие отвергают в сокрытости, где скрещиваются их взоры, отвергают принадлежащую их сущность, принадлежащую пра-бытию[80]. Пра-бытие – это длиннейший мост Между, начало и конец которого покрыт завесой тьмы Еще-не – Оцененного и Еще-Не-Выбираемого. Пра-бытие – прогиб полета-пролета которого несет себя в себе сам, когда слово не остается уже больше высказыванием и не остается больше знаком, а становится несущей и поднимающей-возвышающей, выносящей вон и определяющей поведение силой пра-бытия, заставляющей вибрировать – мост во времени-пространстве тишины между первым началом, которое перестаивает нас, и другим началом, которое нам пред-стоит. Пра-бытие, которое разламывается как перво-начало того, что перед этим не могло «быть» ни ничтожным, ни суще-бытующим, ни сокрытым».

Повсюду и с давних пор существует кажимость, будто боги – это причина суще-бытующему и власть над ним, помощь и опора, вершина и просветление – как будто бог тогда все же позволял высчитать себя, исходя из суще-бытующего. Если это не удавалось, спасались, прибегая к уже давно доказанному своей мнению, и доказывали его правильность – то, что она относится к суще-бытующему. Однако эта видимость столь многообразно доказана посредством метафизики, что она благодаря этому распустилась-распалась вместе с нею и сразу же сделалась само собой разумеющейся очевидностью, на которую не обращают внимание. Что, если боги не могут быть ни высчитаны-рассчитаны, исходя из суще-бытующего, ни определены для суще-бытующего, что, если они также никогда не были причиной бытия (суще-бытности), а пра-бытие как перво-исток – это их основа? Тогда вы-раз-мысливание пра-бытия все же могло бы принести то Одно-Единое, которое учит человека смутно догадываться, почему долгое превратное понимание божественного сбивает его с толку и ведет к заблуждению, почему на протяжении тысячелетий не является больше ни один бог. Потому что с этого времени, насчитывающего два тысячелетия, уже – и, вероятно, по вине «божественного» Платона бытие и его истина были преданы потрясению посредством высказывающего мышления (λόγος) и преданы посредством опредмечивания в ἰδέα; потому что бытию посредством суще-бытующего была закрыта возможность стать без-дной, которая только и вы-малчивает призыв обрести основу и нуждается в тиши полагания основы в слове. Или, быть может, суще-бытующему только потому удалась та кажущаяся атака на бытие, что оно предоставило суще-бытующее самому себе и его собственной кажимости-иллюзии как суще-бытности опредмечивания через посредство представляющего человека?

Боги не нуждаются в людях, но они нуждаются в пра-бытии, истина которого должна быть об-основана в Вот-Тут-бытии – так человек со-бытует в этом. Пра-бытие – это потребность-нужда богов, чтобы, воспользовавшись его сущением, дать сбыться полной отрешенности в беспечальности от всякого суще-бытующего – как от бури – в великом бегстве в свою божественность: в отвержении пра-бытия как само-отказе, отказываясь, заявлять о себе.

Вся метафизика и каждое основанное на метафизике искусство (вся западная история, которая была доныне) поэтически описывала и мыслила богов как суще-бытующее, максимум – как само бытие. Но сначала должны прийти те Приуготовляющие, которые еще способны мыслить пра-бытие и мыслить его единственно как нужду-потребность божественности богов.

Какой же тогда – без помех на ней и подлинной-собственной, без всяких свороток для бегства в при-преобразование в доныне бывшее-прежнее, не окруженная видами-перспективами на рассчитанное-будет тогда тропа грядущего человека к последнему богу?

Прежде, однако, боги становятся более тяжелыми и более редкими, но в этом – более сущащими, но благодаря этому более близкими с их сущностной далью – и потому более близкими к открытию самого дальнего.

Далее всего – в едва раскрытом от покрова времени-пространстве истины пра-бытия – есть-бытийствует последний бог. Ему вспыхивает и разгорается до наивысшей нужды-потребности пра-бытие как без-дно-основное В-Между суще-бытующего – и бросает между миром и землей ту необходимость упрощения в бесхитростное и тихое, исходя из которого все вещи сходятся в их интимнейшую взаимопринадлежность.

XIX. Заблуждение

72. Заблуждение

Наипростейший опыт мышления – то, во что оно видит себя отосланным, когда оно прекращает держаться суще-бытующего и искать при-бежища в суще-бытности, есть заблуждение и блуждание в нем. Само это заблуждение есть просвет (открытость-истина) пра-бытия. Заблуждение не противостоит истине, оно также не снимается-преодолевается ею и не подвигается к исчезновению, а есть проявление самой истинности в ее подлинной сущности. Заблуждение, в котором приходится заблуждать себя той или иной данной интерпретации пра-бытия – это заблуждение, однако, зависит поистине только от ширины просвета отказа-отвержения, то есть просвета освещенного-озаренного.

То, что сущность истины пра-бытия – это заблуждение, имеет то существенное следствие, что всякое суще-бытующее, которое вдается в Открытое и может стать оплотом-охранением этого Открытого, в то же время всякий раз пребывает в не-истинности, а именно – в двойственном смысле сокрытости и притворства-лицемерия (ср. «Бытие и время»[81] и доклад «О сущности истины» 1930[82]).

XX. К истории метафизики

73. Шеллинг

набросал-спроектировал наиболее глубокий образ духа в рамках истории немецкой метафизики, правда, не останавливая и не завершая ее в себе; ведь негативно-позитивная философия есть обратное впадение в рациональную метафизику и одновременно бегство в христианскую догматику. Но то и другое имеет свою необходимость в сущности самой западной метафизике, в категориальном определении суще-бытности в каузальном и вообще обусловливающем толковании «Абсолютного».

Глубочайшее понимание духа Шеллингом было обеспечено потому, что он начинает философией природы и в то же время понял ее значимость для создания системы. Ведь «природа» есть то, что – если только понимать ее сущностнее – становится Иным в Абсолютном, посредством чего в то же время Негативное Духа определяется позитивно и устанавливается-определяется как его Иное – таким образом, который остался недоступен-заказан Гегелю. Шеллинг не хотел никакого «Одухотворения» природы, его философия – совершенно не романтическая, во всяком случае, там, где она – как в обсуждении свободы – достигает своего Наиболее Подлинного. А именно: Дух и Абсолютное остаются, правда, «субъектом»; однако если он свою сущность имеет в свободе, то он перекладывает в нее как способность к добру и злу определенность, что говорит нечто более существенное, чем «абсолютное понятие» Гегеля.

73a. Отречение от философии

Оно достигает там степени уже почти заурядно-грубого – там, где – с напускной верностью «феноменам» – заявляется, что бытие (то есть здесь – суще-бытность и вслед за нею – действительность, возможность, необходимость) «не поддаются определению».

Здесь подлинное постижение мыслительского мышления объявляется невозможным, чтобы в приложении к этому объяснению выдать за «философию» нечто такое, что имеет «общего» с исторически существовавшей философией только набор понятий и терминов. То, что, сверх того, чем-то наивысшим считается «определение», которое должно быть примыслено к бытию, но как раз не может быть дано его объяснение, выказывает совершенную пустоту и бессодержательность этого вида занятий тем, что должно было бы быть исключено для любителей позаниматься философией как предметом времяпрепровождения, повлиять на прогресс и совершить новые открытия. Здесь мы наблюдаем последние сточные воды упадочнических форм метафизики.