В «отчете о пережитом» капитана Заура, командира роты 15 полка полиции охраны порядка, содержится подробный рассказ об уроках, которые он извлек из крупной акции, проведенной в Пинске между 29 октября и 1 ноября 1942 г. Этот документ можно сопоставить с послевоенным отчетом штурмшарфюрера Вильгельма Распа, который утверждает, что встретился с Зауром во время этой операции. Несколько рот из батальонов полиции охраны порядка прибыло в Пинск, ибо там были сконцентрированы все полицейские силы, имеющиеся на данной территории, — полиция безопасности, жандармерия, немецкая полиция (Schutzpolizei), украинское шуцманство, немецкая конная полиция и полицейские собаководы. В первый день акции большинство евреев явилось добровольно, и приблизительно 10.000 человек было убито у могил в 4 км от города. Плотное оцепление силами конных полицейских предотвратило попытку бегства 150 евреев. Все они были пойманы снова.

В течение последующих трех дней гетто опять тщательно прочесали, в результате чего было схвачено и потом расстреляно 15.000 евреев. Больных и оставшихся в домах детей расстреливали на месте. Таким образом в гетто убили еще 1200 евреев. Вильгельм Расп сказал, что стащил в могилу шестерых убитых детей. Капитан Заур отметил, что для поисков людей, укрывшихся на чердаках и в подвалах, необходимы топоры и другие инструменты. Молодым евреям предлагалось доносить на тех, кто спрятался, обещая (ложно) сохранить им за это жизнь. По словам Распа, который во время акции собирал ценные вещи евреев, он пытался оставить в живых несколько сотен квалифицированных рабочих, но ему помешали его ретивые сослуживцы из Окружного комиссариата, которые считали, что «всех евреев надо убрать»[637].

Одновременно происходила «ликвидация» последних еще оставшихся в сельской местности гетто. Примером сотрудничества батальонов немецкой полиции охраны порядка с местными шуц-манствами является акция, проведенная 1 ноября 1942 г. в деревне Самары близ Дивина. Здесь 72 немецким полицейским из 15 полка полиции охраны порядка помогали 39 шуцманов. Они начали окружать деревню в 2.45 ночи и на рассвете обыскали дома. 27 евреев были расстреляны при попытке к бегству. После того был проведен второй обыск, и общее число пойманных и убитых евреев достигло 74. Одну украинскую семью, состоявшую из одного мужчины, двух женщин и троих детей, убили за то, что они спрятали еврея[638].

Несмотря на эти суровые наказания, некоторые христиане все же подвергали себя большому риску, спасая своих соседей. В середине октября 1942 г. во время «ликвидации» Брестского гетто[639] один еврей с семьей во время первой облавы спрятался в подвале собственного дома. Спустя неделю их нашли и доставили на центральный сборный пункт. По дороге ему удалось отделиться от всей группы и спрятаться в доме своего друга-христианина. Здесь он оставался до конца войны. Из всей семьи в живых остался он один[640].

В сообщении польского подполья этого периода подчеркивается роль местной полиции в Бресте, где служило много поляков: «Брест. Ликвидация евреев продолжается с 15 октября. За первые три дня расстреляно около 12.000 человек. В настоящее время ликвидируются остатки тех, кто успел спрятаться. Место казни — Бронна Гора. Ликвидация проводится мобильным отрядом СД и местной полицией. Сейчас “завершение” проводит только местная полиция, в состав которой входит много поляков. Они нередко проявляют больше рвения, чем немцы. Часть еврейского имущества используется для меблировки немецких домов и контор, остальное продается с аукциона. Несмотря на то, что во время ликвидации было найдено оружие, евреи вели себя пассивно»[641].

В докладе также отмечаются многочисленные грабежи, ставшие характерной чертой трех «ликвидаций». Как сообщается, в послевоенном суде один полицейский из Брестского округа показал: «Все еврейское имущество было разграблено немцами, которые взяли себе лучшие вещи — платяные шкафы, мягкие диваны, посуду, одежду и обувь, а остальное продали лавочникам для простого народа. Я тоже участвовал в грабежах. Через неделю после расстрела евреев я отправился в гетто и в деревянном сарае нашел чемодан. В нем были две блузки, джемпер, три метра ткани и пара дамских домашних туфель. В одном доме за печкой я взял матросскую форму, желтые матросские туфли и пижаму. Из еврейского имущества я взял еще шкаф,... матрас, настенное зеркало, картину и три кило овсянки и картошки»[642].

Возможность поживиться еврейским имуществом, безусловно, являлась побудительной причиной этих преступлений[643]. Официально окружному комиссару (Gebietskommissar) не разрешалось присваивать еврейское имущество. Его следовало передавать финансовым органам. Окружной комиссар из Казатина (Житомирский округ) в своем письме жалуется, что украинские полицейские присвоили много еврейских вещей и подчеркивает, что исключение из правил можно делать лишь для тех местных сотрудников, которые следовали указаниям немцев и активно содействовали немецкой администрации[644]. После массовых расстрелов некоторые полицейские заняли дома евреев. Так было, например, в городе Новая Мышь близ Барановичей[645]. Кроме того, немцы награждали тех полицейских, которые вылавливали евреев в лесах[646].

«Ликвидацией» гетто антиеврейская кампания не закончилась. Убедившись, что многим евреям удалось бежать, немцы стали энергично разыскивать всех, кто спрятался в опустевших гетто и в окрестных лесах. В ноябрьском докладе жандармерии Бреста в числе предстоящих задач значится необходимость «разобраться с беглыми евреями, которые все еще бродят по округе»[647].

Местные полицейские, а также лесники, состоявшие на службе в немецкой администрации, продолжали охотиться за укрывшимися в лесах евреями. Например, вскоре после расстрела в Серниках, один местный житель видел, как лесник под прицелом автомата вел куда-то группу евреев: «Их было 13 человек. Я узнал жену бывшего жителя Серников и семь его дочек в возрасте от 10 до 20 лет. Все они жили в Серниках. Лесник загнал их на два высоких холма. Вскоре я услышал автоматную очередь. Я был в ужасе. Он вернулся один»[648].

Приказ городской администрации Слонима от декабря 1942 г. предупреждает, что все, кто прячет евреев, будут расстреляны, а пойманных евреев предписывает передавать жандармерии или шуцманству[649].

Эти примеры наряду с другими свидетельствами подтверждают, что полиция безопасности в своих постоянных приказах требовала истреблять всех евреев, найденных в сельской местности после основных акций. Охота на евреев посредством патрулирования лесов на юге Польши описана Кристофером Браунингом[650]. О поимке и расстреле беглых евреев, найденных после «ликвидаций» гетто, говорится в многочисленных рапортах жандармерии Белоруссии и Украины.

Ряд коротких рапортов жандармов Житомирского округа свидетельствуют о рутинном характере этих мероприятий. Так, в сентябре 1942 г. близ Ружина были застрелены две «бродячие» еврейки. 2 октября два еврея были убиты «при попытке к бегству» в деревне Охиевка. 1 марта 1943 г. патруль жандармского поста Самгородка нашел в стоге сена двух евреек, которых тоже расстреляли «при попытке к бегству»[651]. Во всех этих случаях патрульные явно придерживались точки зрения местного полицейского из деревни Селец, который сказал, что нет смысла передавать пойманных евреев в полицию безопасности, раз их там все равно расстреляют[652]. Поскольку эти евреи не являлись активными партизанами, допрашивать их было незачем, и потому их попросту убивали на месте.

Приводимый ниже полный текст доклада из округа Мир наглядно характеризует все эти методы[653].

«Мир, 15.11.1942

Жандармский пост “Мир”

Жандармский округ Барановичи Генеральный округ Weifiruthenien

Командиру жандармского округа в Барановичах

Касательно: ареста и казни в дисциплинарном порядке пятерых евреев, а также уничтожения еврейского лагеря близ лесничества в Миранке, округ Мир.

Ссылки — нет.