Омарейл слушала внимательно, пытаясь связать все, что знала о Сове раньше, что слышала от Мраморного человека и что открывала теперь.

– Мы с Совалией стали не то чтобы подругами, но… сама знаешь, каково это, когда можешь спокойно поговорить с человеком, не испытывая на себе все его эмоции. Эта блаженная тишина… Я до того только и знала из эксплетов, что Эддариона. Он человек хороший, но, во-первых, очень уж правильный и сосредоточенный на том, чтобы найти и воспитать всех эксплетов. Во-вторых, все-таки мужчина. А нам с Совалией хотелось поговорить чисто по-женски. Мне кажется, ей было интересно со мной, потому что со всеми остальными она могла использовать дар, а со мной нет. Вот ее и тянуло.

Принцесса понимающе кивнула. Госпожа Тулони сделала глоток морса и продолжила:

– Но Гвинее, считай, повезло. Видишь, слева от нее паренек?

Впервые Омарейл заметила, что рядом с хозяйкой дома сидел, чуть сгорбившись, молодой мужчина. Если бы не взгляд в стол и не куцая, будто рваная борода, можно было бы дать ему чуть больше, чем Норту.

– Это Артур, их родной брат. Он старше Совалии на год.

– Какой… контраст, – проговорила Омарейл, глядя то на хозяйку дома, то на ее соседа.

– Вот уж кто полностью на своей шкуре почувствовал, что такое расти с эксплетом. Понаблюдай за ним.

Гвинея обращалась с братом как с ребенком. Она предлагала ему разные блюда и напитки, уговаривала поесть. Артур затравленно озирался, будто ожидая разрешения, затем неуверенно пожимал плечами или нерешительно качал головой. За последующие десять минут, что Омарейл исподтишка следила за ним, Артур ни разу прямо не ответил ни на один вопрос, ни разу ни с кем не заговорил первым и ни разу не взял в рот ни куска, пока старшая сестра не указывала ему сделать это.

У принцессы сердце сжималось от жалости; но вместе с тем брат Совалии вызывал неприятные чувства. Человек казался абсолютно… никчемным. Он был несимпатичным, отталкивающим в своей необоснованной беспомощности. Хотелось встряхнуть его, крикнуть: «Ты здоровый взрослый мужчина, соберись уже!» Омарейл вспомнила Тишь – девочку из приюта, которую встретила в Парке Девяти. Ребенок, лишенный родителей, оставленный на воспитание посторонним людям, выглядел куда сильнее и самостоятельнее, чем Артур.

Вероятно, Фрая по лицу принцессы сумела прочесть ее эмоции, потому что многозначительно сказала:

– Немногие знают, что это – не его вина. Но даже тем, кто знает, тяжело относиться к нему с симпатией, правда?

Омарейл была вынуждена согласиться.

– Гвинея упоминала, что их родители сильно изменились с появлением Совалии. Оно-то понятно, мои мать и отец тоже… хлебнули со мной. Я была рада освободить их наконец от своего гнетущего влияния эксплета. Но от Совалии досталось еще и Сумраку, двоюродному брату. Он был из простых, к тому же из бедных, и его все время приглашали в эту семью. Он часто там ел и спал, с ним занимались воспитатели Совалии и Артура. Мальчик и так был в некотором роде обязан им. А Совалия это чувство успешно подкрепляла.

Фрая вздохнула. Бросила взгляд на Гвинею и ее брата. Омарейл тоже взглянула на них: последний ковырял кусочек лепешки, глядя куда-то в сторону. Гвинея со смесью обеспокоенности и раздражения поглядывала на него, продолжая при этом общаться с гостями.

– Знаешь, я считаю, что все мы рождаемся с разными качествами, – продолжила Фрая. – Человек ведь изначально ни плохой, ни хороший. Но он может быть более жесткий или более мягкий, открытый или замкнутый, обидчивый или отходчивый. А то, какой личностью он вырастет, зависит от того, как воспитание и окружение на эти качества повлияют. Если жестоко обращаться с тем, кто сам по себе жестокий, вырастет тиран. Если же быть жестоким с тонкой натурой, получится затравленный тихоня. Это по-простому. Я, конечно, не училась в университете и не читала умных книг. Но много наблюдаю за людьми, никуда не денешься… Так вот что я хочу сказать: Артур не рад тому, как воспринимает действительность, но сделать ничего не может. Сумрак, однако, – совсем другое дело. Он рад служить Совалии. Выполнять любое ее указание. Она же обращается с ним как с… да не знаю даже. К тряпке половой у меня больше уважения. Я на помои смотрю теплее, чем Совалия на Сумрака. И видеть, с какой готовностью он исполняет любое ее требование, любое желание, – тошно. Любопытно, что вместе с тем он может показаться человеком обычным, разве что резким в суждениях.

– Фрая, ну чего вы там все шепчетесь? – раздался громкий вопрос.

Госпожа Пилари, старавшаяся не оставлять надолго без внимания никого из тех, кто сидел рядом, потребовала у госпожи Тулони рассказать, как шли дела в лавке. Та начала с готовностью делиться новостями и успехами, которых она достигла благодаря новой помощнице, Мирре.

Омарейл же настолько увлеклась рассказом Фраи, что совсем забыла о том, как ей было неудобно сидеть, зажатой в кресле. Вернувшись к своему уже порядком остывшему печеному картофелю, она перевела взгляд на Даррита. Тот, как оказалось, тоже внимательно слушал все, что говорила Фрая.

– Может, Сова и правильно сделала, что заперла меня? – шепотом задала принцесса вопрос, который все крутился в голове. – Представь, если бы я влияла на родителей, советников, окружение так, как она – на свое?