Он повернулся к Дуне, которая ждала у машины скорой помощи.

Он уже собирался спросить, где она была последние несколько лет.

Почему не отвечала на все его сообщения. Как она узнала, что он именно здесь. Но он не знал, с чего начать, и, не говоря ни слова, поспешил к ней и залез в машину скорой помощи.

– Ложись на носилки и пристегнись. Она захлопнула за ним дверь и пробралась на пассажирское сиденье. – Включи сирену и мигалку.

– Ты уверена? – спросил сидевший за рулем индус.

– Нет, но все равно сделай.

Индус включил сирены и проблесковые маячки, развернулся и поехал обратно по пандусу. Тем временем Фабиан пристегнулся, как мог, на носилках и лег, пытаясь расслабиться. Это оказалось проще, чем он предполагал. Просто возможность лежать там с закрытыми глазами, отпустить контроль и принять происходящее его успокаивала.

Через некоторое время он заметил, что они замедлились и, наконец, остановились полностью. Но у него не было сил вникать. В голоса впереди и в информацию, которой обменивались с кем-то снаружи. Не было сил лежать в напряжении, будучи готовым снова бежать.

Когда сирены смолкли и они снова притормозили, он понял, что, должно быть, заснул.

– Ты ранен, – услышал он Дуню, а когда открыл глаза, увидел, что она наклонилась над ним и расстегивала державшие его ремни. – Сядь, я посмотрю.

– С каких пор ты так хорошо говоришь по-шведски?

– Кто сказал, что когда-то я говорила плохо? – Она развязала пиджак вокруг его руки и осмотрела пулевые ранения.

– Откуда ты знала, что я именно там?

– Откуда ты знал, что выйдешь именно в том месте?

– В этом и дело. Я понятия не…

– Видишь тот монитор? – прервала она, кивнув в сторону экрана, где чередовались изображения прихожей Слейзнера, его кухни и подземного гаража. – После его признания мы наблюдали за ним, чтобы убедиться, что он не выкинет какую-нибудь глупость. Мы и представить себе не могли, что решит прыгнуть. – Она покачала головой. – И вдруг появляешься ты.

Фабиан посмотрел на монитор, изображение на котором начало дрожать и мерцать, а потом целиком превратилось в помехи.

– Ты что-то сказала о признании. Какое признание?

– Фабиан, не только у тебя есть вопросы, – сказала она, разрезав рукав его рубашки. – Предлагаю повременить с ними до тех пор, пока мы не будем сидеть у открытого огня со стаканчиком виски.

Он собирался протестовать, но не успел – она прыснула на раны раствор ацетата алюминия, и жгучая боль взяла верх.