А пока меня под руки вели, все наперебой только и делали, что спрашивали, кто я, откуда, и почему их матушка про меня ничего не рассказывала. Хотел им по силам оставшимся ответить, но Лизка оглянулась и так на них рявкнула, что все разом замолчали.

— ДА НУ ТИШКНИТЕ! Бесовки. Все расспросы потом. Заводите в дом и на кушетку его, — прищёлкнула она пальцами, поднимаясь по задней веранде широкого двухэтажного дома, аккурат через один с таверной Якова соседствующим. — Мари, за аптечкой. Белла, принеси простынь свежую. И оденьтесь! Нечего прелестями сверкать.

В дом войдя, я сразу в большой и опрятной кухне оказался. Девушки с улыбками на диван меня сгрузили, побежали поручения выполнять и очень скоро светловолосая принесла простынку, а дева с чёрными волосами стальной бокс.

— Отлично. Белла, подстели. Мари, открывай. — велела она девушкам и посмотрела на остальных, толпящихся вокруг. — А вы что встали? Марш по делам!

— Да матушка!

— Конечно!

— Всенепременно.

Заверили её воспитанницы и разбежались кто-куда, халаты лёгкие на себя надевая. И как-то уж таким странным образом получилось, что все дела аккурат на кухне или рядом с оной у них и наметились. Рыжеволосая огромный чайник на плиту поставила, коротко-стриженные близняшки салатик начали нарезать, спортсменка за соленьями на антресоль полезла, а черноволосая Мари ассистировать осталась, чемоданчик открытым держа.

Только белокурая Белла пошла вглубь дома и с кем-то там говорила. Видать на этих шестерых количество воспитанниц моей бывшей любовушки не заканчивалось.

Додумать мысль Елизавета не дала, уверенно и жёстко обколов плечо моё маленьким инъектором.

— Терпи уж, — велела она строго, глядя на то, как я морщусь, и только едва заметная улыбка пряталась в уголках её губ. — Это обезболивающее. Скоро подействует.

— Встреча с тобой лучше всякого обезбола, — польстил ей сквозь гримасу боли, на что получил заслуженный шлепок ладонью по лбу. — Да ну не стукай, дай поёрничать. Я же думал, ты померла давно.

— Как видишь, жива и здравствую, — был жёсток её тон. И крепче тона была только хватка её железная. Ладонью меня к кровати прижимая, она достала из бокса пистолет-дозатор и тонкое сопло направила прямиком в рану. Раздалось шипение и пенка быстро запузырилась на краях, а плечо будто бы чуть-чуть раздуло. Было неприятно, но хотя бы не больно. Увидев интерес в моих глазах, подруга детства мне ответила. — Это биогель. Завтра уже будет как новая. Мари, заклей Семёна, будь душечкой.

— Конечно, матушка. — ответила ей черноволосая воспитанница, пальцами тонкими извлекая пластыри из бокса и осторожно их прижимая с одной и с другой стороны раневого канала. И хоть действия её были деликатны, вопросом своим она чуть не добила. — А вы что же, женаты были, раз она в вас стреляла?

— Мари! — возмущённо воскликнула Елизавета, но девушка так на неё кротко посмотрела, что та сразу стушевалась. — Нет. Мы с ним встречались. В одном посёлке жили, вот и…

— Да это я дурак, девчата, — решил подать голос, попутно сидячее положение принимая. Не бравады ради, а чтобы Мари стало легче меня перебинтовывать. — По молодости я тем ещё дураком был и сразу с двумя встречался. Поэтому у вашей матушки имелись все основания меня застрелить, так что не надумайте на неё лишнего. Волевой и хорошей её помню, вот вам слово моё.

— Лежал бы уж… — только и нашла, что сказать женщина, инструментарий обратно в бокс убирая.

И всё же, хоть голос и был её холодом пронизан, на щеках румянец нет-нет, но появился. Это не только я заметил, но ещё и девушки вокруг стоящие, которые на одной общей ноте вслух умилились.

— Уооооо.

— Елизавееета Михайловна…