На такие слова я ей только с улыбкой поддакнул.

— А тож, несомненно стоило. Я же тот ещё невежда. И да, медочек бы славно зашёл. Спасибо огромное.

Получив в отвар свой добрую ложку янтарной сладости, я медленно его растапливал и вместе с ним расходилось и напряжение на кухне возникшее. С удовольствием прихлёбывая, я и ей предложил со мной посидеть, чая попить и о жизни побалакать.

— Да нечего там рассказывать, Семён. — сказала она классическую фразу, после которой разговор либо навсегда заканчивается, либо продолжается до самой ночи.

Об этом я знал не только по памяти Грея, который в психологии был подкован, но и по своей собственной, так как и Марфушку, и подруг её общать порой точно также приходилось.

— Да ну прям так и нечего? Ты же самая первая из деревни в города подалась. Неужто прям совсем ничего не случилось за всё это время? — подстелил ей скатёрку мягонькую диалога дальнейшего и, как и все девы до неё, она на неё ступила.

Ведь по существу, женщине для разговора многого и не надо.

Главное слушателем хорошим быть и интерес к её жизни проявлять, попутно события рассказанные со всей душой принимая. И не важно какие они будут, плохими, хорошими, али вовсе нейтральными.

И так-как слушателем я был умелым, а интереса имел выше крыши, начала она потихоньку мне рассказывать всё то, что в себе держала. И слово за слово, вопрос за ответом, ответ за вопросом раскрывалась картина жизни её непростой и далеко не лёгкой.

Конечно по молодости, как и у многих, начиналось всё красиво, громко и ярко.

Скандал с парнем, то бишь со мной, скандал с родителями и прямиком за дверь на волю-вольную. В путь она отправилась, имея за спиной приданное на свадьбу, которое аккурат на обучение своё и потратила. По её словам, до Светлозёрска она дошла тем же днём и на курсы обучающие записалась.

Как выяснилась, в этих краях как раз поддержанная государством социальная программа проходила и всех желающих брали в ряды Столичного персонала. И многие страждущие жизни новой туда подались, но не многие отборочные тесты осилили. Лизка и сама по нижней планке прошла, поэтому взяли её не в офисную обслугу, куда она метила, а в ряды полиции доблестной.

— Так ты что же, на СКИПовцев работала? — удивлённо её переспросил, кружку для добавки протягивая.

— Да Семён. Туда подалась, ибо выхода иного не осталось, — кивнула она, доливая и себе и мне отвара душистого. — Тут хоть, в Светлозёрске, и приняли меня хорошо, но я то дура-дурой была. На амбициях своих целый домик арендовала, вместо комнаты. Вот деньги в самом скором времени и понадобились. Это я уже потом нужную сумму накопила и этот дом выкупила, а до того только по кредитам и расплачивалась.

— Понимаю тебя, — покивал ей сочувственно. Хоть я сам в кредиты денежные не лазал, но по соседям своим видел, как тяжко с ярмом на шее живётся. — И что как там в СКИПе? Нормально платили?

— Да как тебе сказать, — замялась сидящая передо мной женщина, вспоминая уж точно не всякое доброе-славное. — Платили нормально. Но вот то, что приходилось за эти деньги делать… Нет, прости. Об этом рассказать не могу, даже если захочу.

— Почто так? — решил уточнить и вместо ответа она высокий ворот платья оттянула и шею показала.

А точнее то, что на ней было вытатуировано. Большие буквы «СЧ», перечёркнутые жирным крестом. Что удивительно, такой же символ я приметил и на её астральной сущности, прямиком на том месте, где у громады каменной предполагалось шее находиться. Я ещё тогда, у пруда, подумал, что это может значить, но теперь мне Елизавета сама поведала.

— Я дослужилась до второго ранга. «С», это как солдат, а буква «Ч», это значит чуящий. Короче, ищейкой я была, но когда уволилась, вкололи мне инъекцию о неразглашении. Если захочу рассказать о секретной информации, полученной в период службы, то не смогу. Дыхание остановится, вплоть до обморока.

— Это они радикально, — посетовал на столь суровые методы. — Что же там было-то такое, чего рассказывать нельзя? Неужто прям совсем ничего сказать не можешь?