Было два адреса, где сестра Инесс постоянно бывала: площадь де ла Либерте в Тронке и бульвар Себастополь, 15 в Рене, где жили члены общины Сестер-служительниц Святого Духа. Оказываясь в Париже, она жила в просторной старинной квартире, принадлежащей матери, на улице Драгон в шестом округе, в сердце Сен-Жермен. Этот дом был расположен идеально — в центре столицы, недалеко от церкви Святого Суль-пиция, в квартале, в котором находились штаб-квартиры многих религиозных концессий.

Иннес ненадолго остановилась, чтобы умерить сердцебиение. Она пыталась унять страх, спрашивая себя, какую силу ненароком разбудила в склепе. На секретном совете ордена Божественного спасения ей сказали не всю правду. Речь шла о реальной опасности, просчитывались даже шансы на успешное завершение задания, но никто и словом не обмолвился о существовании сверхприродных сил, с которыми она, возможно, столкнется. Когда ее руководители имели сомнения относительно природы врага, они вооружали ее оккультными предметами.

— Амулет мне уже не пригодится, — сказала она иронично, снимая с шеи медальон императора Василия.

Потом сняла гражданскую одежду и надела облачение Христовой невесты. С легким сожалением. Она ощущала, как тяжелая, темная, затертая до блеска ткань монашеского одеяния ограничивает свободу движений. Перед зеркалом уложила пышную темную шевелюру в плоский узел, туго стянутый и лишенный всякого изящества, повязала голову полоской ткани, надела покров. Теперь она была удивительно похожа на библейский персонаж. Загорелое лицо, нос с горбинкой… Такое лицо могло быть у Марии Магдалины или у святой Марты, но она никогда не пыталась сравнивать себя со святыми, это было бы кощунством. Нет, это лицо походило на суровое, горящее возбуждением лицо ее отца с некоторым добавлением милых и чувственных черт матери…

Она отряхнулась, чтобы прогнать прочь Инесс, которая только что обокрала могилу на кладбище Пер-Лашез, и улыбнулась добродетельной Инесс, готовой выполнять свои религиозные обязанности. Две, а может и три женщины уживались в ней…

Третья — Инесс любопытная — одержала верх.

Шкатулка… Шкатулка, которую она должна отдать отцу Иерониму. Она поставила ее меж двумя мониторами на своем столе. Жужжание не стихало ни на минуту — компьютеры обрабатывали тексты на санскрите, поглощая закодированные сообщения из ее электронного ящика. Иезуиты ордена первыми начали вкладывать деньги в Интернет. Они всегда были пионерами в том, что касалось науки и технического прогресса. Инесс какое-то время смотрела, как пробегают по экрану электронные строки. Она знала, что никто не сможет ее обнаружить. Братья снабдили компьютеры мощной кодировочной системой, которая каждую сотую долю секунды случайным образом меняла ее адрес в сети. Защита ее жесткого диска, на котором она хранила свои собственные секреты, была делом чрезвычайной важности.

Шкатулка отражала молочно-белый свет экранов. До этой минуты Инесс не предпринимала попыток рассмотреть ее поближе. Из скромности и страха. Ей казалось, что это равноценно предательству интересов ордена. Отец Иероним выразился однозначно: «Не пытайся открыть ее, дочь моя, это грех. Сразу же принеси ее мне».

Он прекрасно ее знал, этот отец Иероним. Знал, что она может нарушить приказ, поступив так, как сочтет нужным. Сестра Инесс была лучшим агентом ордена Божественного спасения — созданием с ненасытным интересом ко всему новому, любопытным, жаждущим правды и справедливости, которое не упустит не малейшей возможности обогатить свои знания в самых разных областях. Это была и ее главная сила, и главная слабость.

Инесс взяла шкатулку в руки, оценила ее размеры, понюхала. Шкатулка была сделана из плотной и пахучей древесины.

«Из можжевельника, — констатировала Инесс. — Как и Ковчег Завета».

Аромат неподдающейся гниению древесины вдруг придал шкатулке существенную ценность и волшебство. Длинный бронзовый шплинт был продет в дюжину колец того же металла, удерживающих крышку закрытой. На крышке имелись девять зарубок. Пятиконечная звезда Соломона с непривычным расположением вершин служила ей украшением. Возле каждой вершины была начертана древнееврейская буква и ее современный эквивалент.

Она перевела надпись как «Сын Человеческий». В голову внезапно пришла нелепая идея, что в шкатулке может находиться яд. Она осторожно сдвинула шплинт и откинула крышку. Черный блокнот, украшенный изображением серебряной чаши, покоился на тонких бронзовых пластинках. Сжав губы, Инесс взяла его и открыла на первой странице. Поморщилась, читая отрывок из Апокалипсиса, который сначала не узнала, потом, ведомая жаждой знаний, с интересом взялась за бронзовые пластинки.

Их было тринадцать. На каждой имелись надписи по-латыни. Инесс перевела первую: