Немного погодя ко мне подошел турецкий аскер и сказал, что начальник приказал меня отправить на гору, к постам. Конечно, у постов мне делать было нечего, и отправлять туда меня было опасно, т. к. на пост могли напасть наши люди и освободить меня. Турецкий офицер этой глупости бы не сделал. Мне стало ясно, что они хотят меня расстрелять по дороге. Я заявил, что никуда не пойду, я арестован и буду сидеть здесь до утра, утром же пойду к их высшему начальнику. Меня не принуждали.
Я сидел всю ночь в напряжении. Мне по-аварски передали, что турецкий офицер сделал распоряжение расстрелять меня, и чтобы я был осторожен. Я заметил, что группа губденцев тоже не спала. Я не знаю, помешали ли они, или турецкий офицер не решался на открытое насилие надо мной, но меня больше не трогали.
Так прошла ночь.
Наутро отношение ко мне офицера резко изменилось. Он сказал мне, что сообщил о моём задержании в Губден своему начальнику. В дальнейшем он заявил мне, что всех нас он считает бичераховцами и ведёт борьбу против нас как против гяуров.
На следующий день из штаба в Губдене пришла бумага с приказом освободить меня. Это было около 9-ти утра. Турецкий офицер был очень любезен, объявляя мне об этом, но, видимо, отпускал с сожалением. Меня проводили по дороге и отпустили.
Свою сотню я нашёл в Губдене, не стал ни с кем разговаривать, скомандовал «марш» и поехал в Шуру.
Всё клокотало во мне. Я бы возмущён и оскорблен, как никогда в жизни.
В тот же день часам к 4-м после обеда в Шуру вернулся Нух в обществе нескольких турецких офицеров. Он уже знал о моём аресте и пытался смягчить моё возмущение и мою горечь. Он мне сказал, что он в турецком штабе заявил протест по поводу моего ареста, что штаб тотчас же этого офицера убрал и он будет наказан.
Но я категорически заявил, что больше работать с ним не буду, сдал ему свою должность, и с этого дня в канцелярию больше не приходил и ни во что больше не вмешивался.
В этот же день совершенно неожиданно для всех и для меня бичераховцы ушли из города, забрав с собой весь продовольственный склад.
Юсуф Иззет Паша
Я не пошёл встречать турок. Когда Юсуф Иззет Паша прибыл в Шуру, он сразу спросил про меня. Он знал обо мне и, видимо, был удивлён моим отсутствием на торжествах посвященных его встрече. Ему ответили дипломатически, объяснив моё отсутствие (действительную причину сказать не решались).
Вечером Нух прислал мне записку, что Иззет Паша ждёт меня у него, и очень хотел со мной познакомиться. Я пошел, так как причины отказываться от этого знакомства у меня не было, да и сам Иззет Паша, о котором я много слышал, меня заинтересовал.
Кроме Иззет Паши я застал у Нуха Тапу Чермоева и Доногуева. Иззет Паша сидел, склонившись над картой, и очень внимательно её разбирал. Тапа подошёл ко мне и говорит:
– Вот собираемся брать Петровск.
– Нет, я уже отошел от всего этого, – отмахнулся я от него и подошёл к Доногуеву. – Я вижу, – сказал я ему, – что турки не к нам на помощь пришли, а пришли завоевать Дагестан. Пришли и чудят, разъезд в Чиркей послали, гоняют зря людей, как будто там кого встретить можно. Собираются Петровск брать, как будто это кому-нибудь нужно.
Я говорил по-русски и достаточно громко, совершенно не допуская мысли, что Иззет Паша меня может понять. Иззет Паша, однако, хорошо говорил по-русски, и чтобы доказать мне это, он заговорил тоже по-русски: «А от Темир-Хан-Шуры до Чиркея 25 вёрст». От неожиданности я сильно смешался. Но виду не подал. Посидел ещё немного и ушёл.
Несмотря на этот случай, Иззет Паша предложил мне принять участие в походе на Петровск. Я отказался, считая это предприятие диким и никому не нужным. Вернувшись из Петровска победителем, Иззет Паша гордо проехал мимо меня и бросил на меня уничтожающий взгляд. В городе говорили, что я в этом деле ошибся. Но это неверно, я и сейчас считаю этот поход диким.
Позже, встретив Бичерахова в Баку, я спросил его, почему он отступил, когда вполне мог защитить город. Мне он сказал, что отступление произошло по приказу англичан, который был получен уже во время боя.
Часть вторая