Сицилия проццветала!
Основы заложил ещё знаменитый Рожер I Отвиль. Он, мудрый, с редкой прозорливостью понял, что именно в объединении различных народов населяющих Сицилию, лежит залог этого процветания. И не было в его владениях, людей второго сорта! Каждый, как католик, так и православный, мусульманин или иудей, пользовался равными правами, жил в мире и согласии с представителем другой религии. Мечети по-прежнему были полны толпами правоверных, и тут же, по всему острову строились христианские церкви – и латинские, и греческие. Языки – арабский и греческий, наравне с латынью и нормандским диалектом, стали официальными языками, и никто их не запрещал, и никто не смел унизить или оскорбить представителя другой культуры.
И постепенно, эти различные культуры, объединялись в единую культуру, и в скором времени, Сицилия обещала стать, самым просвещённым государством Европы.
Способствовало этому и то, что в последние годы своей жизни, Рожер I подарил Сицилии мир. И благодаря ему, ожили древние, арабские и греческие науки, искусства, философия, вновь появились поэты, учённые, ремесленники, восхищавшие своими произведениями весь свет.
Развивалась и торговля. Находясь на торговых путях между Западом и Востоком, Севером и Югом, порты Сицилии – Палермо и Мессина, Катания и Сиракузы, стали перевалочными пунктами торговцев, идущих с караванами своих товаров в Константинополь, в христианские государства в Святой Земле. Греки, торговались здесь с купцами из Туниса, а торговец из Англии, заключал сделку с египтянином.
Аделаида, став регентшей при своих малолетних сыновьях, сначала Симоне
Слабая женщина из Северной Италии, чуждая здесь, она позвала ко двору греческих и арабских советников, полностью оттеснив от власти буйных нормандских баронов. Эти же советники, были и воспитателями её сыновей, и государственные дела обсуждались на трех языках среди мраморных колоннад, а снаружи, в тени лимонных деревьев, журчали прохладные фонтаны, и слышались крики муэдзинов, созывающих верующих на молитву, и звонили колокола в христианских церквях.
Основу войска составляли мусульманские отряды, лично преданные Великому графу, и норвежцы, во все глаза, глядели на диковинных для них арабов, лихо гарцующих на конях.
Рожер сидел в седле такого же белоснежного жеребца, мать его несли в богато разукрашенном паланкине, шли сановники и придворные, раздавались приветственные крики, звучала музыка, усыпая дорогу летели лепестки роз, но когда процессия остановилась, всё замерло, затихло, и все сицилийцы, низко поклонились своему господину. В седле остался сидеть только хмурый, насупившийся Сигурд, а позади него, продолжая удивлённо озираться, стояла его свита.
Соблюдая византийский этикет, внушённый ему советниками, Великий граф Сицилии Рожер Отвиль, словно не замечая короля Норвегии, торжественно, под вновь зазвучавшие приветственные крики, прошествовал во дворец.
Зашипел вскипевший от злобы Сигурд, зароптали его люди, он было уже дёрнул повод коня, но его остановил Рейнольд де Бриан, а путь им преградила арабская стража.
– Спокойно, спокойно! Проявите терпение! Великий граф примет вас, но позже, в более подобающей для этого обстановке!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Начало не сулило ничего доброго. Сигурд, чувствуя себя как шут, выставленный на всеобщую потеху в балагане, слез с седла, и так пнул жеребца, что бедное животное жалобно заржало. Под осуждающим взглядом де Бриана, под неодобрение таким обращением с конём арабов, они, стараясь сохранить остатки гордости, собрались идти уже к своим кораблям, дабы как можно скорее, покинуть этот негостеприимный остров.
Но тут вновь зазвучала музыка, из толпы раздались громкие крики, приветствующие храбрых норвежцев, паломников, воинов, вступивших на стезю Господню. Зазвонили колокола, и из собора Успения Пресвятой Богородицы вышел весь священнический клир во главе с епископом.
Ненависть сменилась восторгом, гордые викинги с почётом принимали оказанные им почести и уважение, и только мрачный Сигурд конунг, не разделял всеобщей радости.
После был приём, и стараясь скрывать восхищение, норвежцы проследовали в ту часть дворца, где была резиденция Рожера. Повсюду, куда падал взор, невиданные богатства, роскошь, великолепие! Золото и серебро, мрамор и шелка, ковры, в мягком ворсе которых утопают ноги, сверкающая драгоценными камнями свита Великого графа! А он сам!.. В богато украшенной мелким жемчугом одежде, ярко блестевшей в свете сотен свечей! От всего этого, а может от аромата масел и благовоний, кружилась голова!
– Мы рады приветствовать Вас, храбрый конунг Сигурд, на наших землях! Деяния о ваших подвигах, во славу Христа… То, что вы решили отправиться в паломничество в Святую Землю…ревностно послужить делу Христову… во искупление грехов… в Небесных чертогах, в райских садах, вы займёте достойное место, в зале, где соберутся все храбрецы!
Бернард переводил, путаясь и запинаясь, а всё ещё злой Сигурд, и не пытался вникнуть в смысл напыщенной речи Рожера.
– Нужда заставила нас, пристать к твоим берегам, ярл Рожер…