– Но это же был неформальный документ?

– Нет, это был официальный документ, который подписывали президенты Грузии и России. Он был опубликован и в российской прессе, и в грузинской. А потом было застолье. И он попросил: «Сядь рядом со мной. Не Гамсахурдия, а ты». Ну, я не мог не выполнить его просьбу.

– А Гамсахурдия сидел напротив?

– Да. Потом мы часто созванивались – уже как с близким другом. Он с первой минуты перешел на «ты». Тенгиз, Тенгиз. Была еще одна история, на саммите СНГ в Ташкенте в мае 1992-го. Меня пригласили, хотя Грузия не была членом СНГ. Там должен был рассматриваться вопрос раздела советского имущества. После окончания работы – большой прием в ресторане. Руководителей делегаций посадили немножко повыше. В центре – царь России. С одной стороны: Назарбаев – Казахстан, я, Тер-Петросян – Армения и так далее; с другой – хозяин, ныне покойный Каримов и Гайдар, российский премьер. Дамы в национальных одеждах подносят еду, танцуют. Я вижу, что Ельцин очень большими стаканами выпивает. Прошло примерно полчаса – опять дамы зашли, танцуют. Вдруг он встает – огромный, – берет со стола деревянные ложки и стучит по голове Каримову и Назарбаеву. Я это увидел, все увидели. Как сейчас помню лицо Гайдара. В общем, зал онемел. Назарбаев вскочил и громко выругался по-русски. Он среднего роста, но очень плотного телосложения, в молодости занимался спортом, и уже протянул руку… Я схватил его, чтобы он не ударил Ельцина. И тут прибегает [Александр] Коржаков (начальник охраны Бориса Ельцина. – Прим. ред.) со своими людьми.

– А с Гайдаром какие-то проблемы приходилось решать?

– С Гайдаром у нас были прекрасные отношения. Я считаю, что такого сильного с точки зрения экономической подкованности премьера в России больше не было. Гайдар никогда не принуждал. Вот Горбачев принуждал, Гайдар – никогда. И мои просьбы всегда удовлетворял.

– Какие?

– О поставках нефти по бартеру. Нам было трудно с этим в 1992-м. Мы поставляли трубы (продукт Руставского металлургического завода; использовались при строительстве магистральных трубопроводов. – Прим. ред.), но тогда решением парламента России торговля с Грузией была прекращена. Когда я прилетел к Гайдару с этой просьбой, он сказал мне: «Ты хочешь, чтобы меня парламент обругал?» А на следующий день распорядился выделить Грузии 800 тысяч тонн нефтепродуктов. Это никто не сделал бы, кроме него.

– Он нарушил решения российского Верховного совета?

– Да. У нас были очень теплые человеческие отношения с Гайдаром.

– Я так понимаю, в политике для вас очень многое определялось человеческими отношениями с коллегами – как в Грузии, так и за границей. С Шеварднадзе у вас не сложилось?

– Да! Я вам скажу, что Шеварднадзе, когда он еще был первым секретарем ЦК в Грузии, даже не знал, сколько нужно хлебопродуктов и нефтепродуктов в год для республики. Это же элементарно! Можно не знать, сколько нужно бананов стране, но хлеба… А когда он вернулся во власть, он стал вмешиваться в выборы ректора Тбилисского государственного университета. Я узнал об этом и сказал: «Вы нарушаете закон. Вот постановление за моей подписью, что ректора выбирает ученый совет, без участия государства». В результате он проиграл.

– Насколько я понимаю, приглашение Шеварднадзе вернуться в Грузию весной 1992-го (лидеры переворота после свержения Гамсахурдии предложили Шеварднадзе возглавить Грузию; в октябре 1992 года он был назначен председателем Госсовета, а затем избран председателем парламента. – Прим. ред.) было связано с надеждами, что ему удастся решить абхазский вопрос.

– Он потерял Абхазию. В один из прилетов в Москву я должен был встретиться с [Павлом] Грачевым, российским министром обороны. Но он срочно куда-то улетел. Его генералитет, человек восемь заместителей министра, устроили обед в мою честь – я же был премьером… Когда немножко выпили, генералы начали ругать Александра Яковлева, Горбачева и Шеварднадзе. «Вот эти трое, – говорят, – разрушили Советский Союз». И в основном Шеварднадзе – его начали, знаете, матом ругать. Я говорю: при мне не надо, я его тоже не очень уважаю, но все-таки это глава парламента моей страны. Шеварднадзе знал о таком отношении к себе и очень боялся Москвы. Когда после вывода советских войск из Германии семь тысяч офицеров остались без дома, они жили с семьями в палаточных городах в Ставропольском и Краснодарском краях. Все ругали за это Шеварднадзе – он вывел офицеров. А тут он заявляет: вот вам Абхазия, расселяйте их, прекрасный курортный район.

– Где и когда он это сказал?

– Документального подтверждения этих слов нет. Но он проиграл Абхазию еще и тогда, когда приказал ввести туда грузинские войска.

– В августе 1992-го?

– Да, он решил это за моей спиной 11 августа, а 13 августа я раскритиковал его и заставил созвать совещание. И меня очень многие поддержали.

– Кто? Ведь [Тенгиз] Китовани и [Джаба] Иоселиани (члены Военного совета Грузии. – А.Д.) были активными участниками наступления.

– Китовани был министром обороны и получил такой приказ. Тогда он попросил одну неделю, до 18 августа, чтобы собрать войска в Тбилиси и единым эшелоном направить их в Западную Грузию. Но Шеварднадзе сказал: «Начни четырнадцатого!» И получился полный бардак. Тогда ведь телефонная связь была не так развита, как сейчас. Кто куда едет, как едет…