– Это было заявление Госдепа?
– Нет, самого госсекретаря США Джеймса Бейкера. И кстати, я главное пропустил. Этот американец, который меня обрабатывал, сказал, что скоро у нас состоится встреча с господином Бейкером. Я говорю: «Как? В Советском Союзе приглашать на такие встречи второго по рангу человека в республике не принято». Но в феврале 1991-го я получил известие, что Бейкер будет в Москве и приглашает в посольство США нас с Гамсахурдией.
– В резиденцию посла. Мне об этом рассказывал бывший премьер Армении Вазген Манукян.
– Да, там были Манукян и мы с Гамсахурдией, а больше никого из республик не было. Еще был мэр Москвы Гавриил Попов и три самых выдающихся экономиста Советского Союза и России: Абалкин и еще двое, не помню фамилий. Но нам с Гамсахурдией устроили отдельную встречу. Беседовали с Бейкером около часа. Я ему рассказал, что мы подготовили проекты реформ, и он очень обрадовался: «Окей! От нас будет не только солидная финансовая помощь, но и продовольствие. Потому что после распада Советского Союза в республиках будет страшный голод».
– Бейкер тогда конкретно говорил о возможном распаде Союза?
– Конечно, ведь это был февраль 1991 года. Когда мы возвращались, Гамсахурдия был на седьмом небе от радости. Но, к сожалению, когда жена так сидит на голове у мужа, он не президентом, а директором магазина должен быть.
– И вы никак не могли на него повлиять?
– Нет, конечно. В июне 1991-го я подал в отставку. Это было в Поти, я ему сказал: «Завтра напишу заявление. Ты Грузию погубишь».
– Как в Москве – я имею в виду Горбачева и КГБ – отнеслись к вашему совещанию с Бейкером в американском посольстве?
– Много позже Гавриил Попов мне говорил, что этим фактом были очень недовольны в Кремле. А я, знаете, почему-то Горбачеву очень нравился. Хотя ни одну его просьбу я не выполнил.
– А были просьбы?
– Были. Продлить на 20 лет пребывание Советской армии на территории Грузии, например. Закавказский военный округ всегда был в Тбилиси. Но я сказал: нет.
– Почему он просил вас, а не Гамсахурдию?
– С Гамсахурдией он никаких взаимоотношений не имел. Тот и в Москве был всего два раза – один раз вместе со мной, а второй раз, когда Ельцин стал первым лицом. Чтобы вы понимали, как себя вел Гамсахурдия и как сложно было с ним иметь дело, расскажу о нашей встрече с Ельциным тогда же, в феврале 1991-го. Я не был знаком с ним, но позвонил и пригласил его в Грузию. На второй день он перезвонил и сообщил, что на днях будет на Северном Кавказе и оттуда обязательно заедет в Грузию. Нам с Гамсахурдией дали знать, что он уже в Северной Осетии и вот-вот пересечет границу. Мы сразу поехали в Казбеги – это приграничный город. Устроились в гостинице. Через 20 минут Ельцин должен был быть на границе. И тут элементарная дипломатическая ошибка Гамсахурдии. Я говорю ему: «Звиад, поехали!» – «Нет, говорит, я не поеду». Я говорю: «Звиад! Мы приглашаем первое лицо огромной страны-соседа. По дипломатическим правилам, если бы он прилетел, мы должны были бы его встретить в аэропорту. А если он приехал на машине, мы должны встретить его на границе».
– А в чем было дело? Он был мизантропом?
– Не знаю. Я стою на границе с делегацией. Подъезжает машина Ельцина. Впереди – бронетранспортер. Он выходит, обнимает меня, начинает целовать. Водкой пахнет страшно! То есть пообедал. Мне так сказали, что очень много пьет. «Где Гамсахурдия?» – спрашивает. Я говорю: «Простите, он приболел и ждет вас в гостинице». И я почувствовал, что он обиделся. «Тенгиз, давай на моей машине поедем до Казбеги». Я говорю: «С удовольствием. Но у меня просьба: пусть бронемашины останутся здесь, на границе с Грузией. У нас охрана будет, так что не беспокойтесь». Ельцин повернулся к начальнику охраны: «Коржак! Коржак! Убрать эти машины!» Поехали. Работали четыре часа.
– О чем договорились?
– Все наши предложения он принял, записал: «Бывшая Южная Осетия» – и подписал: «Ельцин». Главная наша победа, я считаю, была в этом: президент России признает, что Южная Осетия – это территория Грузии. И вообще упразднил автономию.
– Которая уже была провозглашена руководством в Цхинвали?
– Да, да.