Теперь она уже не боится отказа. Не боится, что ее оттолкнут. И все же внутри екает от страха. А что если ему не понравится? С виртами этой проблемы не существует – они будут излучать искренний восторг, что бы она ни сделала. Если только она сама не пожелает, чтобы было иначе.

Или еще – вдруг ей не понравится? До сих пор ее партнерами были программы, жутко умные программы. Они считывали ее реакции и тут же подстраивались под нее. Но в случае с реальным человеком так ведь не будет…

Тринни окончательно струсила и попыталась отодвинуться, но Ричард обхватил горячими ладонями ее лицо, склонился и так жадно поцеловал, что все глупые мысли и страхи моментально вылетели из головы.

Это не было похоже на их первый поцелуй на кухне. И на те, в машине, приправленные горечью слёз. Он целовал ее так неистово, жарко, словно она была единственной женщиной на земле, а других нет, и не будет никогда. Воздух кончился, голова кружилась, по телу растекалась томительная слабость. Коленки подогнулись, и Тринни поняла, что падает. Но Ричард успел подхватить ее, притянул к себе. Он коротко и тяжело дышал, его руки были горячими, и грудь была горячей, и крепкие ноги, к которым прижимались ее бедра, были горячими.

Мысль о том, что этот невероятный мужчина настолько хочет ее, что едва может держать себя в руках, пьянила покрепче вина. Именно ее, Тринни, со всеми ее недостатками, живую Тринни, а не идеальную виртуальную игрушку. И хочет искренне, а не потому что так задано программой и он не может иначе.

Потемневший взгляд замер на ее губах, и она невольно их облизала.

– Если ты хочешь остановиться, – хрипло выдохнул он, – скажи об этом сейчас. Потом я не смогу…

Остановиться? Тринни тихонько рассмеялась, потянулась и прикусила чуть колючий подбородок. Она могла себе это позволить. Сейчас она могла себе позволить все, что угодно. Ричард зарычал – честное слово, он зарычал! – и в следующий миг словно жгучий вихрь обрушился на нее, сумасшедший вихрь из плоти и крови. Закрутил ее и потащил сквозь время и пространство.

Обжигающие руки бродили по телу, мяли грудь, сжимали ягодицы, гладили, пощипывали. Их было много и… мало. Чудовищно мало. Хотелось стать маленькой и целиком забраться в мужские ладони, почувствовать его сразу всей кожей, всем своим существом. Юбка задралась, между ног втиснулась его рука и задвигалась, потирая нежную плоть прямо сквозь кружево. Тринни стонала, изгибалась, дурела от жадных прикосновений.

И опять поцелуи, мятный вкус его губ, дурманящий запах разгоряченной кожи и чистого пота… Его волосы, теплые и чуть влажные, упоительно скользящие между ее пальцев, его умелые пальцы, скользящие по обнаженной коже – одежда куда-то делась, она не помнила когда и куда…

Желание, почти нестерпимое, жгло изнутри, рассыпалось колючими искрами под кожей, бурлило в венах, мутя разум.

Он оторвался от ее зацелованных припухших губ, Тринни протестующе всхлипнула, вскинув голову. Затуманенный взгляд встретился с его взглядом, острым, голодным, ждущим. Дыхание перехватило, низ свело спазмом болезненного возбуждения.

– Да… – шепнула она едва слышно.

От жара, полыхнувшего в глубине его глаз, по коже  прокатилась сладкая дрожь. Он медленно опустил ее на пол. Тринни распласталась по гладкой прохладе паркета, изнывая от страсти, отчаянно желая, чтобы большое, сильное мужское тело опустилось на нее, придавило теплой тяжестью, чтобы его плоть ворвалась в нее. Чтобы слиться. Полностью.

– Да, – глухо сказал он, словно прочитав ее  мысли.  И накрыл ее своим телом.

И это было чертовски правильно. Что бы там кто ни думал и ни говорил.

Она жадно впилась в его губы, вдавила его в себя, словно воруя свое счастье у тех, кому оно не принадлежит.