– Может, ты все-таки уберешь сценарий, и мы поужинаем? – примирительно попросила Лена, и Юлька, соизволив наконец-то оторваться от чтения, произнесла:

– Но чтоб ни слова о Кольцове, ясно тебе? Ни единого словечка – иначе я не выдержу.

– Договорились. Только знаешь… мне кажется, дружба – это когда принимаешь человека и его выбор, даже если тебе лично он не нравится.

– То есть дружба – это дать человеку оказаться в психушке, потому что не вмешиваешься, когда он себя калечит? Оригинальная трактовка.

– Да никто никого не калечит, что ты драматизируешь, – возразила Лена, расставляя тарелки и стаканы, в то время, как Воронкова вынимала из духовки глиняную жаровню с запеченой рулькой. – Ты сдурела?! – ахнула Крошина, увидев это. – Нам за неделю не съесть!

– Ничего, в субботу ее отлично уничтожит Андрей, а я еще что-нибудь завтра приготовлю. Знаешь, как я скучала по вот этому на Алтае? Там же еда все больше общепитовская, некогда готовить, да и за продуктами тоже было кататься не с руки. А тут – ну, красота же – рынок рядом, супермаркет вообще через дорогу, продукты любые…

– Когда ты успела этому всему научиться? – наблюдая за тем, как подруга ловко отрезает куски ароматного сочного мяса и выкладывает их на тарелки, спросила Лена.

– По ходу жизни, – рассмеялась Юлька. – Ты не сиди, картошку раскладывай, она вон, под одеялом стоит, я ж не знала, во сколько ты явишься, а так горячая будет.

– Не уезжай! – взмолилась Лена с набитым ртом. – На кого ты меня бросишь теперь, когда я привыкла к горячим ужинам, которые не надо изобретать самой? Совести у тебя нет!

Воронкова только рассмеялась в ответ, но ничего не сказала, и Лена заметила, как в глазах подруги промелькнуло что-то незнакомое.

– У тебя все в порядке? – спросила Крошина, отодвигая пустую тарелку.

– Да, – состроив невинную гримасу, отозвалась подруга. – Что может быть не в порядке? Я в отпуске, читаю неплохой сценарий – что еще?

– Ну, не говори, если не хочешь, – слегка обиделась Лена.

– Нечего мне говорить или не говорить. Если ты про Стаса хочешь спросить, так я все сказала – больше никаких отношений. Уж лучше одной, чем с этим бабником.

– Юль… может, ты немного категорична, а? – осторожно спросила Лена. – Может, стоило дать ему возможность объяснить?

– Объяснить – что? – Ноздри тонкого Юлькиного носика раздулись от сдерживаемого гнева, глаза превратились в щелки. – Что надо объяснять в ситуации, когда тебя буквально застали на горячем? Что это не его тело? Ты всерьез считаешь, что я должна выслушать его бредни и простить? Ленка, ты себя не уважаешь, ладно – я с этим почти смирилась, но меня ты не заставишь поступать так, как ты. Я ни за что не прощу мужчине того, что он решил сравнить меня с кем-то, понятно? И дело не в том, что я актриса и мы все на себе зациклены, нет! Я прежде всего женщина, у меня есть достоинство, и я никому не позволю его унижать! – Воронкова почти перешла на крик, и Лена невольно зажала руками уши, что мгновенно отрезвило подругу – она притихла, обхватила себя за плечи и замерла на табуретке, став похожа на мраморное изваяние.

– Юль… прости меня… я ведь не знала… – пролепетала Лена, глядя в пол, а сама подумала, что вот она-то простила бы Кольцову что угодно – лишь бы он снова был с ней.

– Ты ни при чем тут, Ленка… просто я не хочу жить во вранье. Ну, ты только прикинь – вот он задержался где-то, а я уже представляю его в постели с другой, поехал в экспедицию – и я уже думаю, с кем он туда поехал. Как можно жить в таком кошмаре, а главное – зачем? Ради чего? Чтобы, проснувшись утром, видеть рядом заросшую щетиной морду? Чтобы было, кому носки стирать? Нет, я так жить не хочу.

Лена не стала ничего больше говорить, почувствовав себя виноватой в этой Юлькиной вспышке. Зная свою подругу с самого детства, Крошина ни на секунду не сомневалась, что упрямая и гордая Юлька поступит именно так, как сказала – никогда больше не подпустит к себе Гладышева на пушечный выстрел.

«Наверное, она права, так и надо, – думала Лена уже ночью, лежа без сна и боясь пошевелиться, чтобы не потревожить уже уснувшую на диване Воронкову. – Как можно терпеть такое? Ведь это на самом деле очень унизительно – жить с человеком, который тебе изменяет. Конечно, Юлька не заслужила такого, она красивая, талантливая, умная. Да к ней сейчас очередь выстроится из поклонников, как только станет известно, что они со Стасом разошлись. Все-таки публичным людям в какой-то мере легче… или, наоборот, сложнее? А как бы я себя повела, случись подобное со мной? Наверное, тоже не простила бы». Но внутренний голос насмешливо произнес с Юлькиными интонациями: «Ой, да не смеши ты, Крошина! Простила бы как миленькая, и старательно бы делала вид, что вообще ничего не произошло. Потому что ты – тряпка, дорогуша».