Убрав всю траву вокруг Сашиной могилы, они помыли памятник и оградку, протерли лавку, положили цветы и немного посидели молча. Андрей отошел покурить, то и дело бросая на них тревожные взгляды.

– Ну что, – произнесла Юлька, поднимаясь с лавки, – идем к Денису Васильевичу?

– Да, – эхом откликнулась Лена.

Навещать отцовскую могилу ей всегда было тяжело, как будто она ощущала вину за то, что он сделал. Много раз Лена прокручивала в голове обстоятельства того старого дела, которое ей пришлось снова поднимать, чтобы раскрыть убийство двух человек. Именно там она и нашла подтверждение тому, что Денис Васильевич Крошин в свое время поступился совестью ради денег. Лена порой очень себя за это ругала – возможно, прислушайся она тогда к просьбе отца отказаться от дела, и все сложилось бы иначе. Но потом она понимала – нет, не сложилось бы. Не тогда, так позже, но все это непременно всплыло бы – и кто знает, чем могло закончиться. Отец принял решение сам, и его уход из жизни, возможно, был тяжелым, но правильным выбором. Мать же не простила Лену до сих пор.

На отцовском памятнике не было фотографии – так решила Наталья Ивановна, и Лена не стала возражать. Сейчас ей казалось, что так даже лучше – невыносимо было бы каждый раз смотреть ему в глаза. Могила оказалась чисто убрана, лежали свежие цветы – видимо, мать приезжала буквально на днях. Лена вздохнула, положила свой букет рядом, провела ладонью по мрамору – он был почему-то теплым.

Паровозников за оградкой курил очередную сигарету, Юлька выдергивала какие-то случайно сохранившиеся травины, торчащие у надгробия:

– Эх, дядя Денис, не видишь ты, какими мы стали…

– Я иногда думаю, что это и к лучшему, – отозвалась Лена. – Мне кажется, что в жизни все складывается именно так, как должно, и никак иначе. И это не обманешь, не объедешь, не спрячешься. Судьба…

– Это тебя могилы так на философию толкают? – пробурчал Андрей, которому было слишком уж не по себе в этом месте.

– Почему? Я всегда так думала.

– Мне не понять… может, потому, что я никого не хоронил? Даже Сашку…

– Ты тогда в район на задержание уехал, – произнесла Юлька, и Лена с Андреем уставились на нее – им казалось, что в тот день Воронкова вообще ничего не соображала, не слышала и не запомнила. – Ну, что вы вытаращились? Все я помню, просто не говорю – зачем?

– Так, все, девки, давайте уже отсюда поедем, – взмолился Паровозников. – У меня сердце вот-вот остановится от страха.

– Никому больше не рассказывай, – хмыкнула Юлька. – Курам на смех – оперативник боится кладбища до дрожи в коленках…

– И так бывает, – огрызнулся он, первым выходя на дорожку.

Только отъехав от кладбища почти на пять километров, Андрей немного расслабился. Навстречу им из города тянулась вереница машин – люди ехали на дачи заканчивать сезон, убирать листья, сворачивать теплицы, закрывать на зиму дачные домики, просто жарить шашлыки – кто знает, сколько еще осталось дней без дождя. Тучи, висевшие над городом с утра, понемногу разошлись, выпустив на волю неяркое осеннее солнце.

– Хоть бы на работу не дернули, – мечтательно произнес Андрей, поворачивая на эстакаду.

– Вот накаркаешь сейчас, – откликнулась Лена, – ненавижу, когда в выходной дергают.

– Кто у вас дежурит сегодня?

– Петька.