Книги
Петербург. Тени прошлого
Еще давно, когда мы не проектировали этой гостиницы, не проектировали здания Военно-морского музея, я тогда выступал на Совете и, может быть, странным покажется, мне как-то приснился сон, что рядом с музеем стоит высокий хрустальный дворец, а как всегда бывает во сне, это оказалось очень красиво. И надо сказать, что бывают такие вещи – мне представляется, что в этом месте должно стоять высокое стеклянное здание. Много лет спустя представилось возможным сделать этот объем, и нам представляется, что это место является таким акцентом, который объединяет вокруг себя достаточно классическую горизонтальную застройку и этот объем, поставленный в этом месте, должен организовать объем, не просто объем, а чтобы было скульптурным образованием и по своей композиции, по своему месту, высотой около 70 м в верхней отметке[447].
По мере того как окраины города превращались в новые районы, отношение к центру менялось, а его «горизонтальная застройка» стала восприниматься некоторыми как «провинциальная». С начала 1930-х годов архитекторы нацелились на просторы пригородных районов, выбрав их плацдармом для превращения Ленинграда в «образцовый социалистический город».
Строительство комплексов зданий на Международном проспекте (впоследствии – проспект имени Сталина, ныне – Московский проспект), широкой магистрали, по масштабам и стилю напоминающей проспекты в Москве, должно было превратить эту часть города в новый административный центр, а старый центр на берегах Невы предполагалось сохранить как «город-музей». (В стихотворении 1963 года О. Берггольц вспоминает: «Здесь на моих глазах росли массивы / Большого Ленинграда» [Берггольц 1983: 355].) Район Нарвских ворот был перепроектирован сходным образом, став геометрической точкой отсчета для проспекта Стачек, по обеим сторонам которого выросли новые кварталы[448]. Эти районы продолжали служить образцами и после войны. В роскошном альбоме городских панорам, изданном в 1954 году, фотографии новостроек, в том числе в Нарвском, Невском и Выборгском районах, соседствуют с изображениями Стрелки Васильевского острова, Дворцовой площади и других исторических достопримечательностей[449].
3.1. Кантемировская площадь, Выборгская сторона, 1931. Обратите внимание на соседство деревянных домов и новостроек. Фотограф не указан. ЦГАКФФД СПб
С конца 1950-х сохранялся все тот же принцип превращения окраин в образец для устройства центра. Гостиница «Советская» на Фонтанке, дом Лениздата на набережной той же реки и новый дом для городской администрации на Петровской набережной были построены в том же лапидарном стиле, что и дома на проспектах в новых районах[450]. Модно было подчеркивать контраст между новым зданием и соседствующими с ним «старичками». Станция метро «Василеостровская» (1967) представляла собой коробку из стали и стекла, слегка отодвинутую от «красной линии» застройки Среднего проспекта, резко контрастировавшую с жилыми кварталами конца XIX века по сторонам. На стадии планирования архитектор Я. Д. Болотин объяснял, чем хорош его проект:
3.2. Квартал новостроек на Выборгской стороне, 1957. Фото Н. К. Егорова. ЦГАКФФД СПб
Я это место прекрасно знаю с 1936 года. Весь Васильевский остров, Средний, Малый, Большой проспекты с совершенно четкой сетью улиц. И хорошо, [слово «хорошо» вставлено] когда вдруг в одном месте появится такое здание, здание уже другого характера, возникающее из старой застройки. И именно поэтому эту часть надо решать более характерно, более по-современному <…> именно такое решение, построенное на контрасте современного остекленного здания, которое находится не на красной линии, а в глубине, и не нарушает системы Среднего проспекта и 7-й линии, с нашей точки зрения, это решение правомочно[451].
Аргументация Болотина (в отличие от построенного им наземного вестибюля станции) представляла собой замкнутый круг: конструкция должна была быть «характерной», потому что место требовало «характерного» здания (подразумевалось, что Васильевский по «современности» опережал свое время). Градостроители 1960-1970-х годов принципиально не проводили исторического различия между «Петербургом» и «Ленинградом». Город был единым целым, на что намекало и парадоксальное ходячее выражение, применявшееся, когда речь шла о новых зданиях: несмотря на выраженно техногенный характер (стекло, бетон и сталь), они должны были «органически вписываться» в окружающую их среду[452]. Единообразие было принято подчеркивать с помощью цвета: если главные архитектурные достопримечательности города демонстрировали свою уникальность и тем, что были выкрашены в бирюзовый, голубой или розовый цвета, оттенки которых с 1920-х годов тщательно восстанавливались по соскобам краски, «второстепенные» здания, как правило, красили в два оттенка серого – мышиный и свинцовый, как у набухших дождем туч[453].
Однако к концу 1960-х такое однообразие начало вызывать недовольство. В 1970 году автор статьи в архитектурном журнале при обсуждении двух показательных районов новостроек прямо заявил: «Скучно в Купчине. Скучно на Правом берегу Невы». Дискуссия, в которой участвовал этот автор, была посвящена вопросу, насколько достойны такие районы считаться частью «Ленинграда» (это название тогда применялось к историческому городу). Выводы из обсуждения в целом оказались неутешительными[454].
3.3. Новый квартал на проспекте Мориса Тореза, Выборгская сторона, начало 1970-х. Воспроизводится по изданию «Очерки современного советского искусства», 1975
И действительно, если пройтись по Малому проспекту Васильевского острова, ненавязчивый модерн начала XX века, характерный для застройки линий, и гигантские массивы проспекта КИМа выглядят как разлом тектонических плит. Линии метро разбегаются от Невского, выходя из-под земли в ущелья из серого бетона, похожие на наросты базальта после извержения вулкана. Но у местных жителей есть способы освоить «бесприютное урбанистическое царство», и вовсе не обязательно они смотрят на место, где живут, с точки зрения простого контраста между старым и новым. «Маленькие города, которые объединяются в Невском проспекте», как определила свое ощущение мегаполиса одна информантка[455].
Здесь я могу опираться и на свой личный опыт. Район, где я поселилась в 2005 году, типичен в своей двойственности: это и «центр» и «не центр». На его южной оконечности находится набережная Невы, в северной части пролегают ключевые магистрали – Большой Сампсониевский и Лесной проспекты, у каждого из которых свой особый тип застройки (смесь дореволюционных жилых домов и образцовых новостроек советского периода – 1940-х – начала 1950-х на Большом Сампсониевском и 1930-х на Лесном). Выделяются на общем архитектурном фоне с одной стороны уродливая громада гостиницы «Санкт-Петербург» (бывшая гостиница «Ленинград») с пристроенным к ней бизнес-центром, с другой – строгие фасады Военно-медицинской академии, выстроенные в неоклассическом стиле и выкрашенные в уставной желтый цвет: они тянутся от реки к Финляндскому вокзалу.
Хотя это место не входит в так называемый исторический центр (за исключением Военно-медицинской академии, старейшего вуза города), исторического здесь предостаточно. Район всегда был своего рода пограничной зоной между официальным Санкт-Петербургом и старой Выборгской стороной с ее садами и огородами, где выращивали фрукты и овощи на продажу, с деревянными домиками, описанными в романе И. А. Гончарова «Обломов». К концу XX века район превратился в «нейтральную полосу», разделявшую военную и промышленную жизнь города. После наступления эпохи «дикого капитализма» добавился еще и третий фактор – набережные начали превращаться в деловой центр города.
К 2000-м годам треугольник жилой застройки между рекой и Большим Сампсониевским проспектом, очерченный с третьей стороны Финляндским проспектом (длина этой улицы примерно 100 м, а ее название незнакомо большинству жителей города, да и на картах ее часто вообще не отмечают), образовал небольшое, изменчивое, социально неоднородное пространство, где коммунальные квартиры соседствуют с реконструированными домами XIX века, зданиями позднесталинской постройки для «рабочей аристократии» и слегка обветшавшим, но сохранившим свою респектабельность кварталом кооперативного жилья брежневских времен.
3.4. Проспект Карла Маркса (ныне – Большой Сампсониевский), 1957. Фото Н. К. Егорова. ЦГАКФФД СПб
В первое время после переезда это место казалось мне жутковатым после Кузнечного рынка, кафешек и фирменных магазинов на Пяти углах, где я жила прежде. Но вскоре я ощутила его своеобразное обаяние: краснокирпичные заводские корпуса отражались в водах Невы – то серебристых, то дымчато-серых, а то и покрытых потрескавшимся льдом; опереточные курсанты в щеголеватых темных шинелях стройными рядами выходили счищать снег с тротуаров; звуки сигнальной трубы соперничали с гудками застрявших в пробке автомобилей. Попытки переселить Военно-медицинскую академию сошли на нет благодаря протестам (остановил процесс президент Путин, ни больше ни меньше). Живя в этом уголке, я поняла, как «район» может быть, по сути, невидимым для тех, кто в нем не живет, и в то же время представлять совершенно определенное «место» для тех, кто в нем обитает.
Собственно, разграничение между «центром» и «окраинами» в Петербурге не было четким с самого начала. География невской дельты разделила город на множество различных территорий. Петропавловская крепость, старейшее постоянное сооружение российской столицы, была возведена на острове, на Петербургской (позднее – Петроградской) стороне; на набережных Васильевского острова располагался целый ряд главных зданий «Золотого века»; поселения на Выборгской стороне восходят к петровским временам. Если в XIX веке модным центром города считался южный берег Невы (Невский проспект, улицы и набережные на той же стороне), то на рубеже веков Петербургская (Петроградская) сторона, ставшая в результате реновации новым роскошным жилым массивом, начала конкурировать со старым центром. В советскую эпоху именно здесь предпочитала селиться партийная элита[456].
3.5. Подъезд в муниципальном доме, 2012. При том что в целом в подъезде поддерживается относительный порядок, условия сопоставимы с советскими, включая характерную зеленую краску на стенах
Даже часть города, которая в 1980-е стала называться «историческим центром», по сути, включала в себя множество разных «центров»: Дворцовую площадь, куда стекались туристы; площадь Восстания – центр притяжения для приезжих, а также местных жителей, ездивших с пересадками на общественном транспорте; Невский проспект; административный и партийный штаб в Смольном; муниципальные власти в Мариинском дворце на Исаакиевской площади. Были также районы, по расположению центральные, но выходившие за рамки официального городского мифа, – такие, как Лиговский проспект, ведущий в сторону от площади Восстания, или Коломна, расположенная ближе к низовью Фонтанки. Пусть застройка начала XX века на Петроградке, Песках или у Пяти углов была того же мышиного цвета, что и дома вдоль Мойки, возведенные в XIX веке, размеры окон и дверей, скаты крыш, формы балконов и декоративная отделка сильно отличались; длинные ряды зданий стали разнообразить башенки и эркеры. А повседневное восприятие города его жителями, конечно же, обусловлено его «расползшейся» топографией с обширными и разнообразными участками суши, разделенными водой, но самые сильные впечатления, естественно, связаны с территорией непосредственного проживания. Изначальное чувство окружающего пространства, по сути, сплетено с участками столь микроскопическими, что их нельзя даже нанести на карту: собственным домом и прилегающей к нему территорией.
На подступах к дому