- Понимаешь: тысячи тонн надо перелопатить, чтобы отыскать нужное слово. Но зато, как оно заиграет, какую радость и тебе, и читателю доставляет! Вот еще послушай...
- Это Сергей Есенин. Всего две строчки, а какая картина открывается перед тобою, какие глубокие чувства они вызывают! Тут и страстная любовь к родной природе, и затаенная грусть по уходящему лету, и восхищение божественной красотой выряженных в золотое одеяние милых нашему сердцу русских березок... Вот это и есть настоящая поэзия! Чтобы так писать, нужен талант. Не каждому это дано. Но если тебя внутренняя сила влечет к литературному творчеству, если у тебя есть хоть искорка способностей - постарайся, чтобы она не потухла. Как этого можно добиться? Только трудом. Мне хочется верить в тебя...
Иван Петрович легонько дотронулся до моего плеча, внимательно посмотрел мне в глаза. И были в его взгляде надежда и неподдельное желание добра. Помолчав немного, заговорил снова:
- Я тебе вот что хочу предложить. Где-то, наверное, в мае или июне будет районная олимпиада. Хорошо, если и ты примешь в ней участие. Свои творения покажешь. Подготовься - время еще есть. Что напишешь - покажешь мне. Договорились?
По моему сияющему лицу и без слов было видно: конечно же, договорились!
Стихи я начал писать давно, кажется, с того дня, как совершенно случайно ко мне в руки попала потрепанная тетрадка, густо исписанная знакомым отцовым почерком. Начиналась она стихами (как я мог догадаться по укороченным рядкам строчек, окончание которых отдаленно напоминали рифму) и посвящались они памяти врача Кочетовой. Для нашего села ее смерть была большой трагедией. Это была еще совсем юная девушка, только что закончившая медицинский институт. Симпатичная, общительная, доброжелательная, она сразу же завоевала у сельчан искреннее уважение и любовь. От мала до велика шли к ней со своими хворобами, шли днем и ночью, и встречали сердечное внимание и помощь. Сколько людей были обязаны ей своим здоровьем, а ей никто не помог. Простудилась и умерла от воспаления легких.
Хоронили Кочетову всем селом, и не было сил удержать слезы. Потрясенный горем, выразил чувства и мой отец. Больше всего меня поразило то, что сделал он это... в стихах. Ведь отец и грамотой не богат (два класса сельской школы!), и за книгой его как-то не приходилось видеть, и вдруг - стихи. Были они, конечно, примитивные, весьма далекие от ритмически организованной речи. Но то, что он пытался художественным словом выразить волновавшие его чувства, - это произвело на меня неизгладимое впечатление. И я тоже начал писать стихи. По поводу и без повода, в радости и печали. Писал, не очень-то задумываясь над глубинным смыслом написанного. Просто хотелось по возможности «складно» выразить на бумаге то, что видел вокруг, о чем переживал, какие события вокруг наблюдал.
Памятный разговор с преподавателем литературы Иваном Петровичем послужил переломным моментом в моих литературных опытах. А его интересные, так нравившиеся мне уроки литературы, весь школьный учебный процесс, упоенное чтение книг, ставшее для меня неодолимой страстью, укрепляли мое мнение: литературное творчество- дело серьезное, и, если хочешь чего-то добиться, нужно многое знать, не жалея труда, работать над собой.
Тогда же я начал пробовать свои силы и в прозе. Дело в том, что я уже давно, еще до поступления в Чернооковскую ШКМ, начал писать в газеты. Сначала в свою районную, потом, осмелев, - в областную, “Рабочий путь” и даже в центральную, “Пионерскую правду”. Развил бурную корреспондентскую деятельность, не было, пожалуй, недели, чтобы не одаривал газету своим очередным опусом. Они там проваливались в бездонную яму, редко-редко появлялись на газетных страницах.
Но это заметки, корреспонденции, а если написать рассказ, да послать его в издательство? Печатают же других. Написанное показывал Ивану Петровичу. Тот поправлял мои наиболее одиозные выкрутасы.
Один рассказ отобрал для районной олимпиады. Я его прочитал там, и даже удостоился рублевой премии. Это придало мне нахальства и я, переписав все свои творения- поэму “Стройка”, рассказы “Бригада”, “Лыжный пробег”, “Чудные ночи”, “Двое”, тетрадь стихов (впору собрание сочинений издавать!) направил их в Смоленск, в литконсультацию.
Шла весна 1934 года. Село утопало в пушистой белизне цветущих садов. Напоенным ароматами воздухом дышалось легко и приятно. Мое настроение было приподнятым еще и оттого, что в кармане брюк лежало многократно прочитанное письмо из районки: “Вы утверждены делегатом областного слета рабселькоров... Прибыть в Смоленск 4 мая...”
Были сборы недолги... И вот я в областной столице, древнем Смоленске, главном городе восточнославянского племени кривичей. Это о нем говорится в “Повести временных лет”: “Кривичи же сидять на верх Волги, и на верх Двины, и на верх Днепра, их же град есть Смоленск”. Уже тогда, в незапамятные времена, город этот был велик и мног людьми”. Блистательные страницы вписал Смоленск в героическую летопись Отечества, не зря его называли щитом России. Борис Годунов, посетивший город, когда вокруг него воздвигалась мощная крепостная стена, так написал:
“Построим мы такую красоту неизглаголенную, что подобного ей не будет во всей поднебесной... Как на важной боярыне красиво лежит многоцветное ожерелье, прибавляя ей красоты и горделивости, так Смоленская стена станет теперь ожерельем всея Руси... На зависть врагам и на гордость Московского государства”.