— Класс! — восхитилась Алена и... напустилась на мужа: — Слыхал, пень старый, на что люди ради своих лю­бимых готовы? А ты?

— Да я тоже ради тебя что хочешь,— торопливо заверил Валерка, тут же предложив: — Хочешь, я завтра сам отведу тебя в монастырь, а потом оттуда украду?

— Да я за это время помру! — возмутилась Алена.

— Ну я тогда не знаю. Мне что, развестись с тобой, а потом опять жениться или сделать так, чтобы ты овдове­ла? — растерянно развел руками Валерка.

— А не знаешь и молчи,— наставительно произнесла Алена, ласково добавив: — Эх ты, бестолковый мой... ры­царь,— И вдруг неожиданно сменила тему и заметила, по­вернувшись ко мне: — А я вам к ужину свадебный пирог испеку.

— К какому ужину? — растерялся я.

— Сами же говорили, что время там и тут течет по-раз­ному. Получается, что если ты потратишь на ее поиски даже полгода, то все равно успеешь прикатить к ужину в Москву к моему пирогу. Вот.

— Классная у тебя супруга,— заметил я, когда Алена уже вышла.

— Ага,— охотно согласился Валерка.— Если правду го­ворят, что выбор жены — это лотерея, то мне выпал джекпот. Но сейчас речь о тебе. Знаешь, я не представляю, что я скажу твоей маме и твоему отцу, если...

Он задержатся с продолжением, так ничего и не произ­неся. Да оно было и не нужно — и без того понятно, что имелось в виду. Действительно, получалось не ахти. Даже если предположить, что у меня все будет в порядке и я су­мею не только найти свою княжну, но и жениться на ней, но не смогу отыскать способ вернуться обратно — для моих я все равно останусь без вести пропавшим. Они же не будут знать, что с их сыном все хорошо, что он умер в собственном поместье в тысяча шестьсот двадцатом году в глубокой старости, окруженный кучей детей и внуков в чине какого-нибудь окольничего или кравчего.

— Давай я тогда отправлю письмо,— пришла мне в го­лову идея.

—  Что-то я сомневаюсь насчет доставки,— крякнул Ва­лерка, но чуть погодя утвердительно кивнул: — Точно. То­лько надо замуровать его в такое здание, которое стоит и поныне. Храм, что ли, какой-нибудь...

— Ночью с кувалдой в храме,— ухмыльнулся я.— За та­кое святотатство и головы можно лишиться. Слушай, а может, в кремлевскую стену? — осенило меня.

—  Ну ты и голова! — восхитился Валерка,— Правда, их тоже много раз перестраивали и реставрировали, но я по­копаюсь в справочниках и выберу какой-нибудь участок поспокойнее, а завтра, перед тем как подадимся в Стари­цу, подъедем туда и определимся с местом. Когда пой­мешь, что у тебя... ну... возникли проблемы... выдолбишь пару кирпичей и засунешь туда свое письмецо для родите­лей, желательно с описанием всех событий, которые с то­бой приключились. Если время позволит, то отправь два — одно для меня. Им все хорошее напишешь, а мне — правду.

Башню выбрали под странным названием Водовзводная. Кратко поясню для тех, кто не знает столицы: если подплывать к Кремлю по Москве-реке, следуя течению, то она — самая первая. На расстоянии ста шагов от нее определились с тайником.

Мы уже пошли обратно к метро, когда мне в голову пришла интересная мысль. Я остановил Валерку и тут же изложил идею. По логике получалось, что если мне удаст­ся отправить это письмо, то сейчас оно должно находить­ся уже там, в тайнике. Может, заглянуть? К тому же, как знать, не исключено, что, прочитав его, я смогу избежать тех ошибок, которые допустил в первом варианте.

—      Получится замкнутый круг,— усмехнулся Валер­ка,— Сам подумай. Ты нынешний еще на развилке и туда не попал. Так о каком письме может идти речь?

— А вдруг? — Расставаться с заманчивой возможно­стью узнать свое будущее, чтобы не настряпать глупостей, мне не хотелось.

— Абсурд,— уперся Валерка.— Прикинь, что выходит. Ты, попав туда, пишешь письмо с инструкцией самому себе. Здесь ты его вынимаешь, читаешь и, попав туда, по­ступаешь иначе, вновь пишешь письмо, но уже второй его вариант, которое опять замуровываешь. Значит, там уже сейчас второй вариант. А куда делся первый и тот, кто его писал? Но и это не все. Ты читаешь второй вариант и вновь поступаешь иначе, о чем отправляешь сообщение. Тогда тут лежит... Дальше продолжать?

— Не надо, — хмуро буркнул я.