– Хороший вопрос, – принял вызов князь, – давайте о нем поподробнее. Вот вы где работаете?

– В сапожной мастерской. Сапожники мы, стало быть.

– Ну и, стало быть, сапожная мастерская должна принадлежать сапожникам, так?

– Да! И это будет справедливо! – не понял подвоха вопрошающий.

– Хорошо! А теперь давайте спросим тех, кто сапоги носит. Вот вы, милейший, – наугад указал князь на ближайшего к нему лавочника, с бородой как у архиерея, – какие сапоги вам нужны? – и приготовился загибать пальцы…

– Ну хотелось бы, шоб подешевше, а то дюже дорого берут у них, – мотнул головой в сторону сапажника бородач, – пять рубликов за яловые, а ежели на выход – то положь все двадцать…

– И что б подмётки не отрывались! – закричали с галёрки, – а то надысь обул, почитай третий раз всего … отлетели…

– И чтоб не промокали… и что б на ноге держались, – радостно зашумели собравшиеся….

– Ну вот смотри, сапожная твоя душа, – обернулся князь к мастеру, – первые десять пожеланий, и все – про цену, качество и ни одного – про то, кто должен быть хозяином мастерской. А знаешь что это значит?

Зал притих. Делать общие выводы из частных примеров получается не у каждого.

– Это значит, что Главным человеком в твоей мастерской должен быть покупатель. Он – единственный и самый заинтересованный в том, чтобы сапоги были качественные и недорогие, а также в том, чтобы предприятие, которое делает хорошую и нужную ему продукцию, работало как можно дольше и успешнее. А ты, милок, в этом не можешь быть заинтересован. Твой интерес, чтобы работой не перегружали, да платили исправно… И это нормально! Но при чем тут права хозяина? Вот в Америке есть предприятия, где акции распределены между работниками – что-то не демонстрируют эти предприятия ничего выдающегося…

Говоря про Америку князь лукавил. У него на руках были результаты всего ХХ столетия в ходе которых так называемые “народные предприятия”, то есть те, собственность на которые принадлежала персоналу, за редким исключением, проваливались и банкротились. Впрочем, сценарист ознакомил князей не только с экономическим результатами многочисленных экспериментов. Большевики, придя к власти в 1917 м, моментально забыли революционные лозунги “землю-крестьянам”, “заводы-рабочим” и никогда про них больше не вспоминали.

Собравшиеся рабочие были озадачены. Стандартная революционная риторика была проста и понятна – “Бей буржуев!”, “Грабь награбленное!” “Долой самодержавие!” а потом оно как-то само наладится… А князь предлагал высшую математику, от которой пухла голова. Но против сапог то не попрёшь! Покупателям сапог, действительно наплевать, кому принадлежит цех, где их тачали. Главное, чтобы справные были да недорогие…

– Ваше высокопревосходительство! Вопрос имею! – раздался фальцет с галёрки, – вопрос у меня!..Да пропусти, лихоимец, когда ещё удастся с генералом об жизни поговорить… Через минуту рядом со сценой появился обладатель этого скрипучего голоса, а также озорных прищуренных глаз над орлиным носом и гренадёрскими усами, примерно одинакового роста и возраста с князем, одетого в шинель, помнившую ещё русско-турецкую войну и головной убор, в котором с трудом угадывался картуз, который обычно носят мастеровые…

– Вопрос имею, ваше высокопревосходительство, – протолкавшись к трибуне, продолжил оратор, – а что делать тем, кого нужда заела так, что для него сапоги – одна мечтательность и недоступность? – и, задрав ногу, продемонстрировал опорки, которые обувью мог назвать только большой оптимист.

– Князь внимательно посмотрел в прищуренные глаза незнакомца и тут его словно ударило молнией, стальным обручем сдавило грудь и он неожиданно с безысходной тоской ощутил, будто стоит не на трибуне, а на бруствере свежевырытой могилы и именно вот эти насмешливые глаза смотрят на него через прицел винтовки, а в голове чётко, красными буквами на чёрном фоне пропечатываются слова, написанные историком Стрельцовой в ХХI веке о его последних минутах 24 января 1919 года:

“… Великий князь Николай Михайлович последний раз погладил котенка, которого доверил одному солдату, стянул сапоги и бросил их солдатам: «Носите, ребята. Все-таки царские. Он был сражен одним залпом. Затем тело были сброшены в зияющий ров…».

В ушах князя грохнул ружейный залп, глаза заволокло багровой пеленой, лёгкие изо всех пытались и никак не могли вобрать в себя спасительный кислород, а висок билась, как птица в клетке, одна единственная мысль: “Неужели это всё? Неужели ничего нельзя изменить?”…

– Ваше высокопревосходительство… Ваше высокопревосходительство! – донеслось как будто из глубокого колодца, – что с вами? А ну разойдись, братцы, не видите, сопрел генерал… Надышали, накурили тут…

Николай Михайлович с усилием разлепил глаза и снова увидел этот насмешливые, с прищуром глаза, только сейчас они были широко раскрытые и вроде даже виноватые…