Глава 1. Забайкальская охота. Лето 1904…

Охота в Забайкалье существовала всегда. Во все времена человек и зверь в этих местах жили рядом. Только промысловой пушной живности обитает в крае больше 25 видов. Черно-бурая и красная лисицы живут по соседству с зайцем, барсуком, тарбаганом. В самых глухих местах встречается росомаха.

В зависимости от сезона, можно поохотиться на лося, косулю, кабаргу, изюбря, кабана. Хватает и птиц. Местные промысловики споро добывают даурскую куропатку, тетерева, глухаря, рябчика и водно-болотную дичь.

Живя в окружении такой природы, наверное, нельзя не быть охотником. Говорят, что охота – это не хобби, а состояние души. Прелесть её – не только в добыче и удовлетворении поискового инстинкта. Сливаться с природой, чувствовать и знать повадки зверя, – это искусство.

Засветло подойдя к солонцу, приютившемуся в распадке между сопками, охотник рассмотрел на песке свежие следы. В груди его шевельнулось волнующее чувство: возможна удача. Засидку он оборудовал еще несколько дней назад, за кустом багульника, под большой раскидистой сосной. Сделал углубление для ног, чтобы было удобно сидеть, прислонясь спиной к дереву.

Устроившись на привычном месте, укрепив на сошках испытанное оружие, охотник стал ждать. Ожидание могло продлиться час, два, три… Чем больше запас терпения, тем вероятнее удача.

Впрочем сегодня всё произошло быстро. Не успело Солнце заглянуть в распадок, как послышался топот копыт и в низине показались всадники в приметных широкополых шляпах-«стетсонах», высоких ботинках "Slater Shoe Company", с кожаными бандольерами через левое плечо.

Дозор британского экспедиционного корпуса, эскадрон "А" The Royal Canadian Dragoons, спешил на поиски неуловимых снайперов, так неприлично ощипавших штаб первой пехотной дивизии армии генерала Куроки и нанесших трёхлинейное оскорбление её командиру Мацумура Канэмото во время рекогносцировки местности.

Охотник вздохнул, перекрестился и крутанул ручку “адской машинки”. Два пуда динамита, заложенных по обе стороны распадка под огромные валуны, послушно грохнули, расшвыряв на четверть версты мелкую гальку, сшибающую всадников и калечащую лошадей.

Две ударные волны, встретившись посредине распадка, скрестились, наложились друг на друга, и разлетелись вдоль склонов, буквально выдувая из сёдел драгунов, не попавших под каменную «шрапнель».

– Ну, с Богом, – шепнул охотник, и прильнул к оптическому прицелу Августа Фидлера, прилаженному к пулемёту системы Мадсена…

За 10 месяцев до описываемых событий. Чита. Сентябрь. 1903.

Поезд, следующий из Москвы в Манчжурию, прибыл в Читу восхитительным осенним утром. После сырого и холодного лета, сентябрь был не по сезону теплым. По-весеннему пели дрозды, а на лесных еланях повторно цвели купавки. Не успевшие за холодное лето превратиться в лягушек головастики стали лягушатами в сентябре. Тогда же произошел вылет из гнезд самочек муравьев. Это была настоящая сказка бабьего лета. И все же уже на всем была печать осени. И, кажется, даже само небо излучало грусть обреченности.

Впрочем, прибывшие на железнодорожную станцию Читы к созерцанию и философствованию были не расположены. Они деловито, как мураши, высыпали из вагонов, затопили перрон и теперь озабоченно – хаотично перемещались сами и перемещали дорожный скарб, приветствуя, прощаясь, благодаря попутчиков за скрашенное в пути время и с разбегу погружаясь в атмосферу еще не проснувшегося города.

Трое путешественников, выйдя из вагона, явно диссонировали с окружающей средой, ибо никуда не торопились, с любопытством оглядывая привокзальную суету. Точнее любопытничал только один, в партикулярном платье, остальные двое – военные – его терпеливо ждали. Ещё раз пробежав взглядом по пёстрой шумной толпе, толпящейся у выхода с перрона и смотревшейся аляповатым пятном на фоне белоснежного здания вокзала, “гражданский” вполголоса продекламировал:

“Там собрался у ворот Энтот… как его… народ! В обчем, дело принимает Социяльный оборот!”

Его попутчик в форме генерала инфантерии хохотнул, нагнулся к уху собеседника и продолжил заговорщиким шёпотом,