Вечером Манфред отвез меня в аэропорт Шёнефельд – от их дома всего двадцать минут езды. На прощание крепко обнялись. Хлопнул меня по плечу и сказал: «Все, езжай! Напиши, как приземлишься».

В самолете хотел вздремнуть, но не получилось – еще и еще раз прокручивал в голове все, что произошло в эти четыре апрельских дня в Берлине. Манфред, как и мой папа, вынужден был начать все сначала, когда им было за 50. И также, как мой отец, он прожил вынужденную, другую профессиональную жизнь. Смог себя реализовать в ней. Это говорит о качестве личности, об интеллекте. Но все-таки нереализованное поколение. Не выполнившее свою поколенческую программу. И это обидно.

В случае с Манфредом все это наслоилось на то, что их просто бросили. Мы их бросили, СССР, Россия, как хотите называйте. Мы так бережно подбирали этих людей. Их работа, да и жизнь были связаны с Москвой, с огромной страной, которая их предала, забыла. Они, как видно, не пропали. Манфред по-прежнему хорошо говорит по-русски и очень любит Москву – город своей и папиной студенческой молодости.

Зайдя домой, разложил на столе письма, которые передал мне Манфред. Всего три письма из прошлого.

«Здравствуй, Манфред!

Пишу тебе из далекого Даниловского района. Уже месяц работаю здесь вторым секретарем райкома партии. В Среднюю Ахтубу [район Волгоградской области в Заволжье] попасть не удалось по разным причинам. Расскажу, если встретимся.

Даниловка расположена на расстоянии 280 км от Волгограда. Есть асфальтированная дорога. На машине 4-5 часов езды [от Волгограда]. Район средний по размеру. 11 хозяйств (6 совхозов и 5 колхозов). Хозяйства крупные. В каждом хозяйстве примерно 18 тыс. га пахотной земли. Так что работы много.

Семья тоже в Даниловке. Живем в хорошей, большой квартире (почти 50 кв. м). Есть газ, водопровод и т.д. Лида работает в школе. Преподаёт русский язык и литературу.

Рядом с райцентром речка Медведица. Такая, как Ахтуба. Есть лес хвойный и лиственный. Сейчас много грибов. Но собирать их некогда. Очень много работы. Недавно провели пленум. Несколько заседаний бюро. Идут отчетно-выборные партийные собрания. Приходится много ездить. Служебная машина есть (ГАЗ-69).

К пивной бочке не хожу. Нельзя. Пить тоже нельзя. Компании тем более. Приходится только вспоминать московскую жизнь.

Был два раза в Волгограде. Павлов пока работает инструктором в обкоме партии. Будет работать первым секретарем или председателем райисполкома. Полковника (Лукина) скоро изберут вторым секретарем в одном районе. Таким образом клуб распался.

Буду заочно учиться в аспирантуре нашего сельхозинститута. Уже в принципе договорился. Осталось оформить некоторые документы.

Вам всем очень завидую. Сейчас нет возможности поехать в Москву. Но думаю, что будет.

Поздравляю тебя, Harri, Joni и всех ваших товарищей с 20-й годовщиной die Deutsche Demokratische Republik! Желаю больших успехов в учебе и всех других делах.

Привет всем вашим, кого я знаю. Пиши, как вы там.

Мой адрес: [адрес в Даниловке].

Саша.

1/X-69».

Harri (Гарри), о котором также упоминает Манфред в письма в начале этой главы, это Harry Smettan (Гарри Сметтан), который в 1979 году стал первым секретарем комитета СЕПГ Университета Гумбольдта в Берлине, то есть фактическим руководителем этого крупнейшего в Германии университета. Кто такой Joni – я не смог установить, да и Манфред с ним потерял связь уже давно. Очевидно, это была папина компания хороших друзей по ВПШ. Гарри Сметтан проработал на должности партийного руководителя Университета Гумбольдта, как я понял, до самого объединения Германии в 1990 году.

Папу только что назначили вторым секретарем в Даниловку и он, конечно, скучает по Москве и друзьям-однокашникам. Папе тогда было всего 29 лет. Это удивительно, но его «московская тусовка» состояла, в основном, из иностранцев. Да, из дружественной ГДР, но это все равно были западные люди. Так получилось – папу поселили в одной комнате с Манфредом, который затем ввел папу в их круг немцев, учившихся в московской ВПШ.