Я б песню, оду сочинил тебе, коли умел…

Но не похож ты на сугроб обтаявший, весь в следах от капели с крыши… моего, пока что моего дома, вовсе, о мой Квотриус, ставший уже вторым моим возлюбленным, да, умелым, да, чрезвычайно нежным да, допускающим… снова любовь взаимную, обоюдную, по привычке, даже в оде, на тебя напраслину возвёл.

- Сугроб, всё таять не спешащий,

Покрытый коркой твёрдой, ледяною… но от капели же уже весёлой, весенней!

Нет, весь ты горяч, как будто в лихорадке… Уж не заболел ли ты, Гарри мой Гарри?.. Мой родной.

Теперь я пальцы буду запускать в тебя неторопливо, медленно, так, чтобы ты всемерно…

Познал такое блаженство, что только с небес может вдруг спуститься к тебе, как и ко мне уже спустилось,

Ведь неумолимо гран за граном тебя я познаю…

Дюйм за дюймом…

- Почувствовал? Уже кричишь ты в голос? Так понравилось тебе?

Это называется игрою с простатой, она вовсе несложная, надо только иметь некий навык. Вот, чувствуешь, как всё просто?

Мужчинам лишь доступная она… Нет, ты ещё не стал мужчиною от проникновения моих всего лишь пальцев… Нужен член.

Сейчас я сотворю любовь сокровенную, ту, что из юноши великовозрастного соделает тебя наконец мужчиной.

- Тебе слова я говорю : «Не бойся меня! Не сделаю я больно!»

Ведь ты не пожелаешь… той, боли и крови впредь? На это лишь уповаю я, на твой здравый смысл, а я верю, что ты не полоумный… Что бы ни говорил о тебе в озлоблении Квотриус…

Северус, как только умел, разминал сильными руками зельевара такое хрупкое сейчас, при освещении коптящего светильника, тело Гарри.

Вдруг ему в голову пришла идея да какая простая!

- Не хочешь ли вина? Сладкого, кружащего голову? Так, что последние страхи разбегутся, словно мыши, по углам и не будут беспокоить тебя, а заодно вино веселит, придаёт сил и расслабляет тело.

Я же совсем профан в науке массажа - так, растёр особо затёкшие мышцы вдоль позвоночника и на крестце.

- Хотелось бы, - слабым голосом «умирающего лебедя» проговорил Гарри. - Только я буду страшно стесняться, когда придёт раб с посудой.