Целуй меня, мой нежный юноша, да горячей целуй!..

И Гарри, набрав побольше воздуха в лёгкие, поцеловал Северуса, да так! И страсть, и желание, и томление («Ну когда же? Зачем ты мучаешь меня, родной?») были и очень остро чувствовались в его поцелуе.

Чтобы не взять юношу разом, Северус на поцелуй практически не ответил, что очень огорчило Гарри и придало ему неуверенности в собственных умениях попросту целоваться. Но Северус думал по-иному.

- Вот, распалился я, но грешен - познал ведь и мужских, и женских ласк я…

Я недостоин, я - не тот, кто нужен…

Ты говоришь, что всё равно тебе?..

- Лобзай меня опять, уже чувствую, как приходит желание моё…

О, не терзай меня столь, Гарри, ты промедлением своим!

Позволь уж овладеть тобою… Да, сейчас.

Ты не готов?.. Так ласками и мягким расслабляющим массажем покрою я каждый дюйм желанного тела твоего,

Ты как бы цветок невиданный, что ароматом манит, но даться в руки не спешит… Ты спрашиваешь, отчего я так словоохотлив?.. Любовь так говорит во мне…

Да если б мог, я вирши сложил тебе, любимому, возлюбленному пуще жизни!

- Нет, не то я говорю… С тобой по-английски объясняться нужно, но я почти не в силах отбросить латынь, как ненужную основу нашего немногословного общения. Прости… Я не могу… Мне трудно даже по-английски говорить сейчас, когда мы так близки к желанному для нас обоих единенью.

Да, я о Квотриусе говорю… С ним же - только на латыни… Но ты же не ревнуешь… Ревнуешь?

Тогда быстренько перевернись на живот, сейчас с тобой я чудо такое сотворю, что и о ревности, язвящей сердце, ты забудешь…

Да поворачивайся же, не буду я сейчас входить в тебя. Не бойся. Ты только ничего не бойся… Ну же, прошу.

Глава 31.

- Лаская ягодицы, упругие, округлые, желанные, я языком наконец-то проник в узкое, горячее нутро…

И Гарри вскрикнул от неожиданности такого моего действия… Вот уж - не ожидал, что можно и… так любить.

О Гарри сладостный мой, сладкий ты любовью…