Внутри комнаты дома на первом этаже отапливались, вернее, их обитатели согревались в неотапливаемых комнатах, переносными жаровнями с углями. Такую жаровню накрывали шерстяной тканью, засовывали под ткань ноги и пол-туловища и так грелись, сидя на стуле, табурете или возлежа на одре и поставив жаровню в ноги.

В трапезной постоянно стояло несколько приоткрытых жаровен, за которыми, чтобы, не приведите милостивые боги, не выпали угольки на подушки, следили поочерёдно два раба. В полномочия Выфху приглядывание за жаровнями не входило. Эка дурость!

В комнатах незнатных домочадцев, наверху, жаровен не полагалось вовсе. Потому-то в комнате Гарри Северус при всём желании, а оно у него было, не мог провести более четверти часа. Конечно, за такое короткое время целоваться «по-взрослому» с мистером Поттером не удавалось потому, что Гарри всегда кончал во время таких поцелуев прямо на пенулу Северуса, и тому становилось мокро и о-о-чень неуютно. Вот и ограничивались лёгкими, полувоздушными поцелуями холодными у обоих губами. Лишь минут через десять лёгких поглаживаний груди Гарри через тунику, его открытых ключиц и шеи, которые Северусу так хотелось целовать и проводить по ним кончиком языка, но он не осмеливался, губы их согревались, и они оба возбуждались.

Однажды Снейп не удержался и легонько подул во впадинку у ключицы Гарри. Тот странно охнул и сам полез целоваться, пытаясь проникнуть в рот Северуса. Но это получилось у него не то, чтобы дурно, а… никак. Профессор до сих пор не ощутил желанного страстного поцелуя, ведь Гарри так и не коснулся его языка, который Снейп старался сплести с языком юноши, а тот увиливал. Оставалось так немного до настоящего, одуряющего страстью, поцелуя!

И Снейп пожертвовал бы намокшей пенулой, лишь бы снова ощутить хотя бы один из тех, настоящих поцелуев, которым они осенью, до свадьбы Северуса, предавались вовсю и с превеликим удовольствием. О шлепках по заду сейчас, слава Мерлину, Гарри не вспоминал.

Но не мог Гарри, разучился целоваться, глубоко проникая в рот Северуса. Не только сам не мог поцеловать, но и Северусу не позволял. Видимо… тогда, после попытки раскроить голову о стену, Гарри был в таком шоке, что не мог отреагировать так, как делал это сейчас, на проникновение в его рот. В тот, самый последний полу-взрослый поцелуй, прилюдный, он сам приоткрыл рот, чтобы Северус, как мог, утешил бы его, Гарри, таким желанным поцелуем.

- Видно, рождественской сказки не будет, - думал пресполненный настоящей грусти Северус. - Не из чего ей произрасти. Мы даже поцеловаться нормально не можем - Гарри сжимает зубы. Как будто я насильник из его прежней жизни в лагере и вломлюсь ему в рот, выбив пол-челюсти. А может, он обманул меня… недавно, подставив ложное мечтание, а сам по-прежнему жаждет насилия и принуждения?

И оказалось именно так. Гарри обманул Северуса в прошлый раз, приготовившись к сеансу Легиллименции. А ведь он вынес хоть что-то из их, таких неудачных занятий Окклюменцией в далёком прошлом. Но, будучи зацелованным Снейпом, он не ожидал чужеродного вмешательства в свой разум и не успел прикрыть явные желания деланными. Он был достаточно умён, чтобы понять - Северус к нему не притрагивался полтора месяца именно из-за этих его, вполне оригинальных - а что тут такого, немного игры в насилие и чуточку принуждения, и всё - фантазий. Его любимый не желал воплощать их, поэтому и не касался юноши.

Северусу под воздействием, отчасти, увиденного в мозгу Поттера, что, по правде говоря, не явилось для него откровением, а отчасти, из-за сильной головной боли, пришла в голову шальная мысль, а была она таковой, страдальческой и… злой, верно, опять-таки от заебавшей грёбанной головы:

- Значит, поделиться болью, нет, отдать всю боль! Но как же это произошло в прошлый раз? Я и не заметил ничего особенного. Ну, сидели мы с Квотриусом, курили. Сидели, правда, бок о бок, но не могло же это… А, мы прислонились друг к другу головами! Видимо, именно в этот момент и произошло невиданное доселе настоящее, небывалое, не имеющее аналогов волшебство из волшебств!

Итак, коснуться Гарри больной головой, лоб ко лбу или висок к виску, что-то вроде этого. А потом пусть мой любимый мазохист, страдая от боли, попробует лобызаться со мною! Тут-то я и проверю… насколько он может терпеть боль.

И Снейп проделал эту нехитрую операцию. Тотчас Гарри даже не застонал, а захрипел от обжигающей голову боли.

Северус не стремился более проделывать такое болезнетворное волшебство ни над Квотриусом, ни над Гарри, который, оказалось, вовсе не терпит головной боли. Снейп снова перестал посещать опального - да просто ненормального! - Гарри. Тот неимоверно грустил и проводил дни в томлении, валяясь на ложе под единственно тёплым предметом в комнате - валяным покрывалом, иногда закутываясь в него с головой и горячо дыша в получившейся шерстяной «парной».

Малфои дали следующий бал в отчищенном стараниями и магией домашних эльфов от прежних «недоброкачественных гостей» особняке по инициативе Нарциссы для обширного, своего рода, Большого Круга бомонда. Бал был в разгаре, Люциус уже оттанцевал с женой свой положенный по негласному этикету вальс и теперь флиртовал напропалую и с дамами, и с джентльменами. Ему было всё равно - с началом весны, хоть пока только календарной, у Люциуса разыгралась нешуточная страсть к Драко. И он уже загонял сына до того, что тот немного сбавил в весе. Любовь, что тут ещё скажешь?

Одним словом, Люциус бросил всех прежних любовниц и любовников, отдал торги на биржах под опекунство и надзор своего прорицателя, утроив ему жалование. Для себя он оставил только Ново-Йоркскую фондовую биржу. Он продолжал просматривать котировки ценных «бумаг» лидирующих маггловских мировых компаний. Это была идея прорицателя сэра Дерроуз, постоянно держать себя, Люциуса, в курсе индекса Доу Джонса и его образующих. Прорицание прорицанием, но маггловские брокеры иногда поистине непредсказуемы. Чтобы понять их мастерство, нужно играть среди них и вариться в их среде, а на… такое лорд Малфой просто не мог себе позволить пойти. Вот ещё, мало того, что за океаном, так среди магглов! Фи!

В остальном лорд Малфой посвятил себя любимому во всех отношениях и… позах сыну. Страсть вспыхнула с новой силой.

Приглашения на бал подписывала Нарцисса, лорд Малфой не принял участия в этой выходке жены. Нет, ему почти совсем не было жалко денег на устроительство бала. Почти совсем, ну только если капельку. Больше жалел он о суете сует, которая установится в Мэноре вновь на несколько дней после бала, когда домашние эльфы будут отскребать с узорчатого, наборного паркета в зале блевотину «перекушавших», полировать его и чистить ковровые дорожки в коридорах и ковры в спальнях, все - ручной работы освобождённых ведьм Востока, стирать постельное бельё и покрывала во всех спальнях, а для этого им нужно появиться в каждой, чтобы забрать, а через день вновь постелить его. Кстати, лорд Малфой отметил, что в отношении поблевать низкопробные маги и ведьмы оказались впереди планеты всей. Никто не блеванул. Крепкие орешки, ведь выпито было не просто много, а очень много. Но… сдержались, и печень не подвела. Сильные ублюдки!

Люциус жалел о камерной атмосфере, уже установившейся в поместье со времени последнего праздника. Атмосфере, в которой так хорошо сидеть за столом, обильно завтракая после хорошей ночи только вместе с сыном, без этой напыщенной индейки Нарциссы, одними своими поджатыми губами, словно в гримасе пренебрежения ими, любящими, отравляющей всю атмосферу радостного вкушения пищи с обязательным благодарением Мерлину за ниспосланные плоды, злаки и птиц.

Обыкновенно отцом и сыном за завтраком съедались по две холодных, жареных вечером курицы или маггловских цыплёнка - бройлера, по горе горячих оладий с различными джемами и русской икрой - кому, что больше нравится в сегодняшнее утро, по поджаренной с обеих сторон яичнице из пяти - шести яиц с толстыми, хорошо прожаренными кусками бекона и массе тёплых булочек в несчётном количестве.

Это был настоящий завтрак, а Нарцисса вечно портила его своими мюслями, залитыми йогуртом - плебейской, маггловской пищей. И никакого английского привкуса у этой её скудной трапезы не было.