– Да, и хочу лечить его.

– Нет! Хрена с два! Ни хрена ты про него не знаешь! Ты просто хочешь доказать всем, что ты, мля, крутой, как вареные яйца! Круче тебя только тучи! Ну что ж, блин, на сей раз ты зашел слишком далеко, Паркер… Поступим вот каким образом. Ты сейчас выйдешь из моего кабинета. И никогда и слова про это не вякнешь. Никогда! Или же я лично прослежу, чтобы тебя на хрен отсюда уволили – уберешься обратно к своим мажорам в Нью-Хейвен с поджатым хвостом, усёк?!

– Хватит уже, Брюс.

Я чуть не подпрыгнул. Холодный, острый как бритва голос, донесшийся из-за двери, мог принадлежать только доктору Г. Доктор П., который даже перегнулся через стол, чтоб было сподручней на меня орать, вдруг побледнел и рухнул обратно в кресло.

– Роуз… – пролепетал он. – Что ты тут… В смысле, всегда приятно видеть тебя в отделении, но почему…

– Потому что мне надо тут кое-кого повидать, – ровным голосом отозвалась доктор Г., с ледяной величавостью вступая в кабинет. – То есть если ты уже закончил давать ему повод подать на тебя жалобу в кадровую службу.

– Э-э… – замялся доктор П. – Ну… Я просто…

– Кыш отсюда, Брюс.

– Да я всего лишь…

– Никакими словами не выразить, насколько мне на это плевать. Брысь.

– Погоди… Но это же… Это же мой кабинет!

– А мне нужен твой письменный стол на несколько минут.

Доктор П., который словно разом сдулся, встал и двинулся к выходу. Однако по дороге, видно, ему что-то вдруг пришло в голову, поскольку он повернулся ко мне с видом, в котором одновременно читались и злость, и жалость.

– Тупой ты молокосос, – пробурчал он. – Я пытался защитить тебя! Ты показал себя здесь молодцом. Жутко не хочу этого признавать, но это так. Отвали в сторонку, пока еще не слишком…

– Выметайся, Брюс. Сию же секунду.

Бросив на меня последний обиженный взгляд, доктор П. выкатился из кабинета. Я остался один на один с доктором Г., которая обошла стол доктора П., уселась и бросила на меня взгляд, полный опасливого интереса. Потом глаза ее опустились на мой список дополнительных пациентов, и пока она его читала, рот ее кривился в мрачной усмешке.

Я только что сообразил, что так и не описал вам доктора Г. Судя по виденным мною датам в той истории болезни, ей должно было быть уже хорошо к шестидесяти, но выглядела она ни на день старше сорока – золотисто-каштановые волосы по плечи, пронзительные зеленые глаза и круглое, хотя и слегка изможденное лицо. А еще она была очень высокой – по крайней мере, выше меня в тех строгого вида туфлях на высоком каблуке, которые в тот день были на ней, – и худой как щепка, с телом, которое скорее могло принадлежать легкоатлету-олимпийцу, а не доктору медицины. Если б я был постарше, то наверняка нашел бы ее привлекательной, но в той ситуации ее ястребиный взор лишь наводил меня на мысли, насколько же я все-таки желторотый и неопытный. Это было так, будто тебя просвечивает рентгеновскими лучами некая суровая безжалостная машина.

Поизучав меня несколько секунд, доктор Г. заговорила опять.

– Наверное, это все-таки неизбежно… Ну давай, выкладывай. С чего это вдруг ты так стремишься заняться терапией неизлечимого пациента?

– Ну, – осторожно начал я, – вообще-то я не думаю, что он настолько уж неизлечим.