– А у Матюшенка людей много? Фронт не прорвут?

– Не, он на том берегу еще людей наберет, тамошних. Я б сам пошел, може, домой бы заглянул.

– А вы откуда?

– С Волыни.

– То де Луцкое наступление было?

Шульга кивнул.

– Там будет дуже добрый урожай, и не один год.

– И не кажи. Столько народу зря положили.

Шульга поглядел на прогрессора.

– Иди себе, шо стал? Только солому из башки вытряхни.

Лось икнул еще раз. Да теперь им можно было пугать кого–нибудь нежного и неприспособленного, например, редактора белогвардейской газеты в Евпатории. Хорошо еще, одежда более–менее в порядке. Прогрессор расчесался пальцами, посмотрелся в лужу. Как был бандит, так и остался.

Возле дома стояла жена дьяка, возле нее крутилась серая кошка. Из сарая доносились ругань и ржание. Лось заглянул – все понятно, Прокопенко дает кобыле какую–то ветеринарную гадость, заливает в глотку из бутылки, а дьяк и Кац удерживают животное в нужной для вливания позе.

– Если и это не поможет, то надо резать, – Прокопенко слез с табуретки.

– Та она ж молодая! Пашет – лучше трактора! – дьяк был обляпан чем–то зеленым. Прокопенко выглядел не лучше, на него этого зеленого попало больше, гораздо больше.

– А она хоть каплю выпила?

– Обижаете, панотче. Там, – махновец потряс пустой бутылкой, – три дозы было.

– А шо ж она так отплевывалась?

– Мабуть, слабительное невкусное. Я не пробовал, так шо не знаю.

– Так ей же можно было касторки дать!

– Угробили б кобылу. Животным касторку нельзя, то для них страшный яд, – Прокопенко скинул пиджак, огорченно плюнул. Кац отпустил веревку, вышел из сарая.