– Эй, а как же это, брачная ночь? – влез не в свое дело Штосс.

– Они уже, – пробурчала жена дьяка, – хай пьет, скотина.

Самогон плюхнулся в желудок, прогрессор шмыгнул носом и налил себе в третий раз. Вот так вот, никому он не нужен, никто за него не заступился. Даже Крысюк – и тот молчит, потроха жареные ест. И жена внимания не обратила, обсуждает с Лизаветой фасоны платьев из трофейного модного журнала. Сташевский жалобным голосочком затянул «Солнце всходит и заходит». Очень уместно. Ну и черт с ним. От лещей остались одна голова и один хвост, даже без мясистой части.

– Хороша така рыбка, – сыто икнул Василенко.

Кац поставил кружку, глянул в окно. Нет, все чисто. Никто ни в кого гранатами не бросается и из винтовок не палит. Зря все–таки Шульга притащил пулемет. Кац грустно посмотрел на сидящую рядом Крысючку. Нет смысла. Муж ее трезвый, да и рядом сидит, капустой ее напихивает, как лютеранского гуся на праздники.

Прогрессор потянулся за самогоном в четвертый раз и очень удачно вывернул капусту себе на штаны, да еще и миску расколотил.

Илько только руками развел. Ну не бить же человека на собственной свадьбе.

Григоренко затянул нечто препохабное, к великой радости гостей. Дьяк принял буряковый оттенок и стал медленно вставать из–за стола.

– Тихо, тихо, – Шульга ухватил оскорбленного отца за рукав, – он дальше не знает, щас пойдет спать.

– От послал Бог зятя – уже напился и под стол ляпнулся!

Шульга заглянул под стол – так и есть. А тарелка у этого нещастья чистая, в том смысле, шо он так ничего и не ел. Не, понятно, шо он с городу, но все равно якийсь трехнутый. Надо его где–нибудь спать положить, на бок, а утром хай его жинка убивает. И нашо Крысюку такое? Взял бы себе вторым номером того же Ярошенка, из него кавалерист– як собака на заборе.

– То мы пойдем? Нам, знаете ли, воевать надо.

Прогрессор долго соображал, почему ему так плохо и где он находится. Где – оказалось понятно при тыкании пальцем – сено. Лось разлепил правый глаз – сарай, в углу грабли стоят, а он в этом сарае лежит, на сене. Кто–то стог разворошил да его устроил. А вот почему так плохо? Прогрессор попытался плюнуть, не вышло. Нет, наган в кобуре, кобура на ремне, значит – не под арестом. В дверь сарая постучались и сразу же распахнули – Сташевский. Свеж и бодр, аж тошнит.

– Алкоголь наносит непоправимый вред ментальному телу.

Прогрессор со второй попытки встал на ноги. С утра выслушивать всякие метафизические бредни. Сынок, ты хоть бриться начни. Сташевский развернулся и вышел, задрав голову. Он что, к командиру ведет? Придется.

Шульга сидел на крыльце, грелся на солнце и тоже чувствовал себя возмутительно хорошо.

– Явился, не запылился. Якась у нее самогонка странная, я не пил, но люди кажут.

Лось понял, что командир– это не самое страшное. Впереди еще знакомство с тещей и тестем. А товарищи повстанцы – собаки необразованные и свиньи, хоть бы спичек коробок подарили. И какая падла увела мой кисет?

Махновец лениво открыл дверь, ткнул пальцем.

– Отам, на столе кисляк стоит, в белом глечике. Иди, лечись, студент.