Лось проигрывал уже второй ботинок, карта сегодня определенно не шла. Но это лучше, чем пить, это лучше, чем слушать трофейный патефон с дурацким романсом «Иссыхает мой мозг от страданий», лучше, чем знать то, чего нет. Еще нет или уже нет? Все зависит от угла зрения. И, самое главное, Крысюк в карты не играет, то ли не любит, то ли боится удачу проиграть. Не стоило ему говорить про царского сына, ой не стоило. Да и про другое говорить не надо было. Патовая ситуация – Крысюк слышал, что они, два дебила, сдуру рассказали эсеру. И Крысюк знает, что в будущем не то, на что он надеется. Вот только, что он знает – это у него самого надо спрашивать, а спрашивать опасно, потому что он тогда тоже от меня шарахнулся. Такого прогрессом не подкупишь, его политика интересует. Как бы не познакомиться с махновской контрразведкой за такие новости.

– Ну куда ж ты хрестями по чирвам ходишь! Чирва ж козырь! – Томашевский уставился на соперника.

Лось молча разулся, отдал и левый ботинок.

– Не поняв? – Томашевский развернулся на табуретке, вытянул ноги. Его ободранные штиблеты были побольше выигранной обуви.

Прогрессор только рукой махнул, забирай, продашь кому–нибудь, поднялся, почесал зад, вышел на улицу.

По лаковому голубому небу плыло облачко, похожее на связку сосисок. В огороде увлеченно копалась рябая курица, на веревке сохла чья–то гимнастерка, снятая, скорее всего, с убитого немца. На крылечке сидел Ярошенко, любовался новыми шпорами, шевеля ногой то так, то этак. Мимо хаты прошла зазывной походочкой Лизавета, в свежесшитом зеленом панбархатном платье. Махновец уважительно присвистнул – не зря по Мариуполю носился, как угорелый, нужную ткань искал, у портного Шмулинсона швейную машинку забрал, у него и так тех машинок пять штук стояло, не обеднеет – красиво получилось.

Лось глянул на довольную особу, пожал плечами, нет, задок у Лизаветы хороший и даже эталонный, но зеленый цвет ей не идет.

Что же делать? И ведь не поможет никто, а Крысюк хорошо стреляет, никаких шансов выиграть схватку. Да и расстреляют потом за убийство товарища. Можно бы было взять лошадь, рвануть в Одессу, это ж морской порт, пробраться на корабль хоть кочегаром, хоть кем, сойти на берег в Стамбуле и никогда больше не ляпать чего не надо. Только почему–то вспомнился незнакомый махновец с трофейной черкеской в руках. Хорошая черкеска, до сих пор Лось в ней ходит. Да и тот же Крысюк его дотащил до своей кумы, не бросил, не убил, как лишнюю обузу. Опаньки! Это еще кто? Прогрессор прищурился, женщина казалось знакомой, но имени он вспомнить не мог. А, это эта, юнкер в юбке, Зеленцова бывшая. Тьфу. Ладно бы Крысючка – от нее польза есть, штопает хорошо, вещи стирает, вошебойку устраивает. Ладно бы Лизавета, она еще и торгует всякой мелкой дребеденью, как мамаша Кураж, и дети у нее тоже от разных отцов будут. Ладно бы, эта дивуля с патефоном, от нее большая польза, Кац нигде не сует свой нос, никого не трогает, сидит, патефон накручивает. Ну даже от товарища Воскобойниковой польза есть, она карты читать умеет, и вообще человек грамотный, хоть и мерзопакостный, за дружка своего мстит, за Ляховского. А сестра Наводнюка ничего, мяконькая. Окружена мужским вниманием и в относительной безопасности, хоть характер и поганый, это ж додуматься надо – травануть трех продотрядовцев грибами, а потом привезти нам телегу, вола, и два маузера. А Клавдя вообще на особом положении, потому что медицинское сословие и человек крайне полезный.

Понятно, что бывшей Зеленцовой идти некуда, но при таком раскладе не стоит смотреть на всех бойцов брюзгливым взглядом, а женскую часть отряда считать тупыми курицами с распущенным половым поведением. Хорошо, ты училась на юнкерских курсах, они нет. Но пользы больше явно не от тебя, потому что даже Воскобойникова может сказать кому–нибудь что–то хорошее, да и боец из рябой Тоньки неплохой, редко промахивается, не одну контру на тот свет отправила из американской винтовки.

Из кузницы вышел перемазанный сажей по уши и довольный Крысюк. Вот и хорошо, может, он и не будет расспрашивать. Ах ты черт! Рукой машет, ходи сюда, дело есть. Лось обреченно взглянул в почти летнее небо и поплелся за товарищем, к нему на квартиру. Пулеметчик устроился хорошо, жена под боком, наварила борщу, на кровати постель чистая, в хате прибрано, и на стене картинка висит – казак трех немцев сразу пикой проткнул, подписано «Подвиг урядника Митрия Горохова».

– Зачем звал? – прогрессор упорно смотрел на картинку.

– Откуда ты взялся? – Крысюк говорил тихо.

– Тебе ведь не моя родословная интересна? Гнат, там, откуда я взялся, эта война, твоя война, уже давно закончилась, лет девяносто назад. У нас время идет быстрее.