– С дезертирами?

– С ними я сам разберусь. С тобой шо делать? Спортил девку, дурне діло нехитре, а дальше як?

Прогрессор икнул второй раз. Может этот болотный солдат предъявить обвинения?

– А что думает ее мама?

Шульга фыркнул.

– Ее мама матюкается хуже матроса с Черноморского флоту, ну девка ж в теле, красивая, белая, гладкая, грамоте обучена – и таке нещасне, плюгаве, креста на нем нет, спортило, да еще и имя не наше.

Лось действительно креста не носил, да и крещеным не был. Но эпитеты были просто оскорбительными – он же не сифилитик какой.

– Я, между прочим, грамотный! Я, между прочим, на баяне играть умею! Я по макитрам не стреляю! Я деньги не пропиваю, как некоторые товарищи матросы, а коплю, на аккордеон хороший.

Шульга поковырял пальцем в ухе.

– Нашо тебе та гармошка?

– Вальсы играть.

Шульга хмыкнул. Он еще не забыл тот раз, когда вот это чучело дорвалось до чужой гармошки и поразило своими песнями всех слушателей. Если про атамана было еще терпимо, а про танковую бригаду – ну дуже жалостно, то все остальное даже Черноярова вогнало в краску.

– Ладно, – командир развернулся, вышел. До прогрессора донеслись бубнение оскорбленной матери и ответ – «та хороший хлопчик, хай будет».

Вот это и есть «без меня меня женили».

В принципе, даже хорошо – будет кто–то ждать, варить обед, стирать носки, впихивать в детей очень полезную овсяную кашу. Но надолго ли? Что может быть здесь? Тут красные, похоже, слабее, значит, другие стороны немного сильнее. И надо учитывать еще и соседей – насколько тут сильна Польша? И с кем будут воевать они? Венгрия, Чехия, Румыния – если верить Ильку, то эти страны хуже Польши. Германия тоже никуда не делась. Что тут может быть? Одна очень масштабная война или постоянные мелкие стычки? Не хочется ведь наплодить пушечного мяса, и смотреть на выцветшие групповые фотографии, вечно выискивая там своего. А если победят белые? Нет, среди них бывают и хорошие люди, как и среди любого другого массового движения – но что тогда будет? Ладно, коммунистов перевешают или там перестреляют, но ведь не одни коммунисты против белых пошли. Заболотный – вообще непонятно кто, не анархист, не коммунист, даже не монархист. Но белых рубит. И Шульга такой же, только менее образованный. Им тоже будет неприятно жить при победе золотопогонников, причем неприятно – это еще очень мягко сказано.

И от Паши никаких вестей. Плохо без мобильника. И как все эти попаданцы еще и двигали прогресс? После того безобразия, которое получилось с автоматами, Лось бы с большим удовольствием поговорил бы с бесконечными спасителями Российской Империи с глазу на глаз, с применением подручных средств типа – нож кухонный, кочерга раскаленная, вилка обыкновенная, четырехзубая. Да и, насколько прогрессор мог судить по своим товарищам, никто не собирался спасать ту империю. Даже такие, как Шульга, которые большую часть жизни прожили именно при царе–батюшке. И вчерашние дезертиры тоже как–то не боготворили погоны. И совершенно дикое ликование в селе после того, первого боя с Волчьей Сотней. Похоже, кто–то сильно переборщил с «народом–богоносцем» и «инстинктивной верностью крестьянина царю». Тут половина отряда – крестьяне, а не в погонах ходят. А про веру лучше было и не вспоминать – на церковь крестились только два униата, причем Илько перекрестился даже на мариупольскую синагогу, тоже ж церква. И не надо забывать товарища Каца, увлеченно кушающего сало. Причем он в этом нежном продукте разбирался и ел далеко не всякое, предпочитал белое и с прожилками мясными, да еще и шкурку срезал. А желтое, старое сало – презирал и скармливал вечно голодному Журборезу.

Кстати, где эту полосатую заразу носит? Прогрессор встал, оглядел комнату еще раз – ага, на столе ремень с кобурой лежит, из кобуры черная рукоятка выглядывает. Может, накладки себе сделать, чтоб в руке лежал удобнее, из какого–нибудь светлого дерева. Но для этого нужны дерево, деньги и кто–то, который сможет это сделать. Или и так сойдет, без накладок? А то еще быть кому–нибудь вроде Татарчука обязанным – спасибо, не надо. Он хоть и рукастый, но до печенок достанет. А посылать его как–то даже неприлично.

Журборез трудолюбиво и старательно ощипывал курицу, аккуратно складывая рябые перья в кучку. Рядом примостился немец Штосс, который точил специальный ножик–свинорез с белой ручкой и втолковывал жене дьяка все тонкости приготовления такого холодца, который варят именно в Саксонии. Штосса нимало не смущало то, что в Саксонии была разве что его бабушка, и там она никакого холодца не варила, потому что не из чего ей было варить, поэтому эта юная фрау вслед за своим голенастым мужем собралась и поехала в сытые, черноземные украинские степи. Там Штоссы наелись холодца от пуза и фрау внесла ценное дополнение – украшать петрушкой и фигурно вырезанной морковкой перед подачей на стол. Холодец – это еда праздничная, свинью не каждый день режут.

Что, прям сегодня жениться? Понятно, что война, артобстрел и все такое, но предупредить можно бы было! И где взять приличную одежду? В этом разве что людей пугать можно! Лось развернулся и вылетел из ворот так, будто за ним гналось пять злющих собак сразу.

Ярошенко занимался важным, но личным делом – мыл ноги в тазике. А командир еще возникал – зачем в отряде бабы, зачем в отряде бабы? И стирка регулярная, и сами бойцы чище стали, а отдельные граждане даже отмылись до природного цвета шевелюры, вот как сам Ярошенко. Хорошо он прибарахлился в Мариуполе – и панбархата рулон прихватил, и шторы крепдешиновые золотистого оттенка, и пиджак с карманами, и даже банку маринованных огурцов унес из магазина – не корысти ради, а для сравнения с домашним засолом.