Бондаренко шел по улице и размышлял, почему же он не авиатор? Вот если бы он был авиатором, то можно бы было посмотреть на Катеринослав сверху, или даже на Данциг. И запомнить, где там что. Или покидать бомбы на Владивостокскую железную дорогу, на все ее поезда, на все ее строения, и на всех ее работников, особенно на ту скотину, который у него жену увел. И впрямь, у красных еропланы вроде есть, у белых – точно есть, даже у Петлюры есть. А чем мы хуже? Даешь махновскую авиацию! А то такая плоская степь, як раз еропланам садиться. Сам Бондаренко ни в какой аэроплан не влезал, но он согласен был быть механиком, или еще кем, а мелких–щуплых полно.

Товарищ Сердюк шел по селу в премерзком расположении духа. Прав Шульга, на сто процентов прав, и от этого еще обиднее. Но хочется ведь чего–нибудь духоподъемного, возвышенного, благородной ярости и высоких целей, как в книге про карбонариев, а не грязи, крови, перегара и тупых мечтаний о колбасе и бабах. И, самое оскорбительное, собратья–анархисты не хотели образовываться и просвещаться. Ну что им лекции читать о гелиоцентрической системе, если половина из них считает, что на луне Каин Авеля на вилы взял, а другая половина попросту на эти лекции не ходит? Наверное, еще и смеются над ним, сволочи. Я же хочу как лучше.

И Чернояров глаза продрал, медленно идет, зевает во весь рот. Далеко занесло бойца от родных Черкасс, сначала на Балтфлот, на минный тральщик, чтоб он лопнул вместе с теми минами, потом в Кронштадт, офицерье под лед спускать, потом поглядел Чернояров вокруг, селедочный хвост догрыз, да и решил перебраться, куда посытнее, может, домой заглянуть. А революционный человек Нинка почему–то не захотела с ним ехать. Ну и жуй свою осьмушку хлеба! А я чай каждый день пить буду, с цукром! Только немцы тоже жратоньки хотят, а за ними паны подтягиваются стройными колоннами. Да налетел на немцев атаман Сокол, высоко хлопчик летал, да мало – двадцать человек против дивизии германской встало. Как Чернояров до чужой хаты полз – того не помнит, только вычухался, вдове–хозяйке спасибо сказал и подался опять германцев рубать. Пересказывали люди друг другу, что по степям черное знамя полощется, анархисты гуляют, никому спуску не дают. Анархисты – так анархисты, они народ разношерстный, злой да веселый.

Лось шел, спотыкаясь о разные неровности на дороге. В голове у него возникали разнообразные способы умерщвления себе подобных. И особенно ему нравилось килевание. Всегда можно взять Крым. Или Одессу. Одесса даже ближе, а там обязательно будет стоять на рейде какое–нибудь судно. А труп можно будет выкинуть обратно в море, покормить рыбок. Да даже в Мариуполе можно было такое сделать! А Паша как чувствовал, умотал куда–то. Прогрессор развернулся и пошел обратно, лучше попроситься опять вторым номером, знакомые люди, привычное занятие, а не непонятно что. Слишком товарищ Сердюк восторженный, это плохо, такие или умирают быстро, или предают всех. Нет, в пулеметной команде оно приятнее, никто не пыжится своим образованием, ты бы грамоте людей поучил сначала, а то читаешь лекцию свою с интонацией «вы все– дураки! Один я – умный!» Рассказал бы им что интересное, Уэллса, к примеру, как люди на Луну летали. Все – аудитория навострила уши, теперь можно и всякие научные вещи излагать.

Тачанка стоит, Опанас чалую запрягает, серая уже запряжена справа, как ей и положено. Сытая, блестящая, ушами стрижет, да еще и упряжь новая, с медными бляхами. Прямо картинка, а не кобыла. Крысюк возле тачанки стоит, лентами обмотался, с Бондаренко беседует про непонятно что – ткань, рейки – они что, палатку ставить собрались? Бондаренко руками размахивает, горячится.

– Потом побалакаем, – Крысюк почесал чалой холку, махнул рукой прогрессору – мол, шо ты стал, як засватанный, давай лезь, одного тебя ждем.

Лось, с улыбкой до ушей, влез на свое законное место в три секунды.

– Чего он от тебя хотел?

– Чи я не знаю, где взять авиационный мотор? Я шо, братья Райт?

Лось только удивился – казалось бы, село необразованное, махновский пулеметчик, а соображает. Да и Бондаренко тоже на высокообразованного человека не выглядел – здоровенный пехотинец, в форме без опознавательных знаков. А додумался!

А кто это за нами несется, аж шапку потерял? Точнее, каску, а еще точнее – стальной подшлемник. Черт. Вот только Шульги и не хватало. Чего он за нами таскается? Может, он шпион? Работает на какого–нибудь Сокиру–Яхонтова, а мы и не знаем. Но зачем шпиону крутиться около рядового состава? Шульга тем временем поравнялся с тачанкой, буланый под ним при виде кобылы навострил уши.

– От як это называется? – Шульга матюкнулся.

Опанас выпучил подозрительно невинные глаза.

– Збруя.

– Моя сбруя, та и на моей кобыле. От як это называется? – Шульга врезал буланому кулаком между ушей, чтоб успокоился.

– Конокрадство? – выскалил зубы Крысюк.

– Та я ж оддам! Бачу– така товста коняка спыть, – ездовой жалобно смотрел в степь.

Шульга только хмыкнул.

– А то чей? – Опанас зыркнул на буланого, ничего так жеребец, даже на якогось чистокровного похож, если издали смотреть да против солнца.

– Черноярова, – Шульга все–таки развернул жеребца в противоположную сторону,